Везде
The Neolithic of the North Caucasus revisited
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Neolithic of the North Caucasus revisited
Annotation
PII
S086960630007213-3-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Elena V. Leonova 
Affiliation: Institute of Archaeology RAS
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 4
Pages
43-53
Abstract

The article discusses the issues of the Neolithic of the North Caucasus. The case of the “Neolithic hiatus” in the North Caucasus has arisen due to the controversy of criteria for distinguishing the Neolithic, the scarcity and incompleteness of archaeological sources of the Early Holocene for this region combined with the lack of a sufficient number of radiocarbon dates and poor knowledge of the issue. However, a reference to the Neolithic materials of neighbouring regions including the Northern Pontic, the Crimea, the Azov littoral, the Northern Caspian and Central Asia along with the study of stone tool collections suggest that some of the materials that were previously interpreted as late Mesolithic or Eneolithic can be attributed to the Neolithic.

Keywords
chronology, periodization, the Neolithic, the Mesolithic, the North Caucasus, stone tools, trapeze, pressure
Date of publication
25.11.2019
Number of purchasers
70
Views
676
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
800 RUB / 16.0 SU
1 Вопрос о неолите Северного Кавказа до сих пор остается открытым. Единичные свидетельства появления неолитической керамики и/или комплексов с элементами производящего хозяйства (Амирханов, 1987; Голованова и др., 2016; Формозов, 1971; Rostunov et al., 2009) и отсутствие памятников с полным “неолитическим пакетом” привело к тому, что некоторые исследователи вообще ставят под сомнение существование неолитического пласта памятников на Северо-Западном Кавказе, опираясь на два основных тезиса: 1) корпус источников по палеолиту и энеолиту расширился, а неолитических памятников не появилось; 2) отсутствие радиоуглеродных дат между IX и концом VI тыс. до н.э. (Трифонов, 2009).
2 Но основная причина “отсутствия” неолитических памятников, как нам представляется, кроется в терминологической неурядице и отсутствии четкого представления о том, как может выглядеть неолитическая коллекция рассматриваемого региона. Проблема неолита Северного Кавказа упирается в отсутствие общей договоренности относительно терминов и понятий и, главное, в некорректность классификации. В основе археологической классификации должны лежать археологические признаки, как справедливо отмечал А.А. Формозов (1970. С. 9, 10). Существующая археологическая периодизация каменного века давно стала условностью – неким инструментом, который у каждого исследователя или отдельной группы исследователей настраивается по-своему, – и общепринятой, наверное, никогда не была (см., например, Брюсов, 1962; Формозов, 1970; Балакин, Нужный, 1990; Бердникова, 2014; и др.). Наиболее устойчивым оказалось понятие “палеолит” в связи со своей начальной (исходной) хронологической позицией, но подразделения палеолита претерпевали и продолжают претерпевать различные изменения по мере накопления новых данных. Особенно дискуссионен вопрос о самом конце палеолита, так как последующая эпоха мезолита/ эпипалеолита (различные наименования этого периода между палеолитом и неолитом можно продолжить) даже внутри узкого сообщества отечественных археологов не имеет общепринятых критериев. Неолит как заключительная эпоха в периодизации каменного века с более или менее четким верхним рубежом, который маркируется появлением изделий из металла, не вызывает таких бурных дискуссий, как проблема критериев выделения и наименования переходной эпохи от палеолита к неолиту, но проблема выработки единой дефиниции для неолита в пределах каменного века остается актуальной и весьма дискуссионной (Горелик, 2019; Каменецкий, 2001; Манько, 2013; Ошибкина, 1996; и др.).
3 Исследователей неолита очень условно можно поделить на два основных “лагеря”: для одних основным критерием неолита является появление керамики в комплексах каменного века, для других – следы производящего хозяйства. Отчасти эти предпочтения сопряжены с географией изучаемых памятников. Конечно, в таком подходе есть некоторая прямолинейность, и на самом деле отнесение тех или иных археологических материалов, не имеющих в своем составе полного “неолитического пакета” и не сопровождающихся серией радиоуглеродных дат, к определенной эпохе каменного века происходит на основании общего облика каменной индустрии. Как показывает практика, опытный исследователь довольно легко определяет эпохальную принадлежность коллекции каменных артефактов даже без наличия керамики, полированных орудий и т.д., присутствие которых лишь подтверждает данные определения, если это касается эпох, которым присущи вышеперечисленные черты. Так, например, В.П. Любин очень скудный подъемный материал на стоянке Овечка, состоящий исключительно из изделий из камня, отнес к неолиту (Любин, 1966). И эта интерпретация пока никем не была оспорена.
4 Очевидно, что неравномерность развития и особенности природной обстановки, функциональное разнообразие поселений, отрывочность и неполнота археологического источника не позволяют подходить с одной меркой ко всем историческим явлениям первобытности. Однако определенные закономерности развития и сходство процессов изменений материальной культуры на огромных пространствах Евразии и Африки заставляет пытаться объяснять этот механизм тем или иным способом: стадиальностью и эволюцией, миграциями, диффузиями и т.д.
5 Возвращаясь к вопросу о неолите Северного Кавказа, надо согласиться, что бедность имеющихся в нашем распоряжении источников и их качество не позволяют пока делать обобщения и реконструкции исторических процессов. Однако к настоящему моменту хоть и медленно, но накапливаются свидетельства существования стоянок и поселений в указанный В.А. Трифоновым период, в том числе и на Северо-Западном Кавказе.
6 До сих пор пока нет радиоуглеродных дат для культурных слоев с керамическими сосудами ни для Каменномостской пещеры, ни для поселения Чох. Но к настоящему моменту для стратифицированных памятников Северо-Западного и Центрального Кавказа накопилось некоторое количество радиоуглеродных дат (рис. 1), из которых более десятка укладываются в обозначенную В.А. Трифоновым хронологическую лакуну между IX и концом VI тыс. до н.э. (2009. С. 84). Раннюю группу образуют даты, сделанные по образцам из пещеры Двойная и навеса Чыгай. Материалы из Мезмайской пещеры, отнесенные авторами раскопок к неолиту (Голованова и др., 2016), показали некоторый разброс значений, в том числе одна дата получилась достаточно поздняя. Наиболее компактная группа дат получена по образцам из многослойного поселения Цми, нижний слой которого авторами раскопок отнесен к эпохе мезолита. Самая ранняя дата для третьего (неолитического) горизонта 7510±80 (ИГАН-3655) получена по гумусу погребенной почвы, с которой сопряжены культурные остатки (Rostunov et al., 2009).
7 Немногочисленные радиоуглеродные даты, полученные для материалов пещеры Двойная, определяют возраст мезолитического слоя 6 в диапазоне от 8.9 до 11.8 тыс. л.н., калибровочные значения увеличивают этот диапазон от рубежа XI–XII до второй половины VII тыс. до н.э. В целом полученные даты для этого слоя укладываются в определенную последовательность: самая древняя дата получена из нижней части слоя, из которой происходит основная масса микролитов в виде сегментов, а самая молодая – из верха слоя. Однако наиболее молодая дата из верхней части слоя 6 противоречит последовательным трем датам, образцы для которых отобраны в шурфе в центре пещеры, и, возможно, несколько омоложена (рис. 1). Если опираться на даты, полученные по образцам из шурфа, то предварительно можно датировать горизонт мощного обвала, перекрывающий культурные слои каменного века в пещере, в диапазоне 10.2 – 8.8 тыс. л.н. (вторая половина IX – нач. VII тыс. до н.э.). В привходовой части пещеры над завалом культурные слои каменного века отсутствуют и лишь встречаются отдельные находки, происхождение которых спорно: или это следы небольшого посещения пещеры после обвала свода пещеры, или это переотложенные находки, частично “выдавленные” вследствие обвала и частично переотложенные в результате позднейшей антропогенной деятельности, зафиксированной в том числе и в пределах раскопа (несколько ям, прорезающих слой завала).
8 Наиболее молодая дата (9.5 тыс. л.н.) из навеса Чыгай получена по костям животных из слоя 4, для вышележащих культурных слоев радиоуглеродных дат пока нет. Еще три даты из навеса позволяют ориентировочно датировать слои с ракушками моллюсков Helix в пределах X тыс. до н.э. (рис. 1).
9 Фрагменты керамических сосудов обнаружены всего на четырех памятниках Северного Кавказа, материалы которых отнесены к эпохе неолита: Мезмайская пещера (слой 1-2В), Каменномостская пещера (слой 2), Цми (горизонт 3), Чох (слой С). На поселении Чох и в пещере Каменномостская найдены открытые низкие плоскодонные сосуды, очень схожие по форме и по размеру: высота 5.3 и 5, диаметр донец 4.5 и 8, диаметр по венчику 10.5 и 11.8 см соответственно (Амирханов, 1987. C. 129; Формозов, 1971. С. 110. Рис. 9). На каменномостском прочерчены вертикальные линии по тулову, чохский – без орнамента. Еще одна форма с Чохского поселения может быть реконструирована как слабопрофилированный горшковидный сосуд, предположительно тоже плоскодонный. В так называемом неолитическом слое Каменномостской пещеры обнаружен фрагмент круглодонного сосуда. На стоянке Цми в третьем горизонте, отнесенном авторами раскопок к неолиту, обнаружен развал слабопрофилированного сосуда с прямыми стенками, высотой примерно 20–25 см (придонная часть отсутствует). Под слегка отогнутым венчиком – круглые парные вдавления, черепки темного грязно-коричневого цвета с примесью крупного песка в тесте, поверхность снаружи грубо заглажена (Rostunov et al., 2009. Р. 62. Abb. 17-1). В Мезмайской пещере в слое 1-2В найдены три фрагмента керамики: фрагмент лепной плоскодонной миски с примесью крупного песка в тесте; фрагмент сосуда с прочерченным орнаментом; фрагмент лепного сосуда с примесью песка в тесте с ямочными (парными? Ср. Голованова и др., 2016. Рис. 6, 1) вдавлениями.
10 В целом найденные фрагменты керамики и сосуды имеют определенное сходство между собой: плоскодонные миски из Чоха и Каменномостской пещеры, а также, возможно, фрагмент днища из Мезмайской пещеры; сосуд из Цми по описанию похож на фрагмент с ямочными вдавлениями из Мезмайской пещеры, а по форме и размерам – на второй чохский сосуд. Однако ни в одном из памятников, за исключением Цми, нельзя полностью исключить вероятность позднейшей примеси. Даты, полученные непосредственно для археологических материалов третьего горизонта поселения Цми, где обнаружена керамика, находятся в диапазоне 7.0 – 6.9 тыс. л.н. (cal. 6.0 – 5.7 тыс. л. до н.э.) (рис. 1).
11 Следы производящего хозяйства обнаружены лишь на двух памятниках: поселение Чох и Каменномостская пещера. На поселении Чох определен целый спектр культурных злаков (Амирханов, 1987. С. 146–150), а также определены кости одомашненного мелкого рогатого скота (С. 154). Косвенным подтверждением существования сложного специализированного собирательства или производящего хозяйства являются находки оправ жатвенных ножей, пестов и терочника (С. 138).
12 В фаунистической коллекции, происходящей из неолитического слоя Каменномостской пещеры, определены как дикие, так и домашние виды животных: присутствуют кости крупного (одна особь) и мелкого (три особи) рогатого скота, кости свиньи (из описания не ясно, дикой или домашней) и кости собаки (Формозов, 1971. С. 111). На остальных рассматриваемых памятниках фаунистические остатки принадлежат исключительно диким животным, вероятнее всего, объектам активной охоты. Также значительную долю рациона первобытных насельников навеса Чыгай и пещеры Двойная в раннеголоценовое время составляли наземные брюхоногие моллюски Helix sp., раковины которых в большом количестве обнаружены в верхнем и среднем культурных слоях пещеры и в слоях 3–8 навеса.
13 Коллекции кремневых артефактов, происходящие из верхних слоев навеса Чыгай (слои 1–9; нумерация слоев сверху вниз), весьма невелики (от пяти до тридцати предметов) и не очень невыразительны: отщепы, пластинки и микропластинки, единичные нуклеусы и технологические сколы, концевые скребки, резцы и незначительное количество геометрических микролитов. Кроме этого в первых двух слоях в стратифицированной части навеса и верхней части отложений, находящихся снаружи от капельной линии, где дробная стратиграфия не видна, обнаружены фрагменты разновременной керамики (средневековой, бронзового века и, предположительно, энеолита). В слое 2 кроме фрагментов керамики без орнамента был обнаружен обломок шлифованного топорика из зеленого камня.
14

Рис. 1. Хронология стоянок Северного Кавказа рубежа плейстоцена и голоцена по данным радиоуглеродного анализа. Под названием памятника указана некалиброванная радиоуглеродная дата, на шкале показаны калиброванные значения до н.э. (даты Мезмайской пещеры по: Голованова и др., 2014; поселения Цми по: Rostunov et al., 2009; пещеры Двойная и навеса Чыгай по: Леонова, 2015). Fig. 1. The chronology of the North Caucasian sites at the turn of the Pleistocene and Holocene based on radiocarbon analysis. An uncalibrated radiocarbon date is indicated under the site names; calibrated values are shown on the scale (in thousand years BC)
15 Среди геометрических микролитов из навеса Чыгай преобладают сегменты (7), из которых четыре происходят из верхней пачки отложений, в том числе три с гелуанской ретушью. Кроме вторичной обработки сегменты верхних и нижних слоев отличаются пропорциями: ранние формы (слои 7, 8) при примерно той же высоте дуги более вытянутые и слегка асимметричны. Из третьего слоя происходят два параллелограмма из пластинок и микролит, ретушированный край которого сформировал пятиугольные очертания в плане. Вне четкого стратиграфического контекста (снаружи от капельной линии, где верхняя пачка отложений подразделяется лишь на два, а не девять литологических горизонтов) найдены две высокие трапеции, одна из которых – крупная слабо асимметричная, оформленная полукрутой ретушью по брюшку, – происходит из верхней пачки, другая – с крутой ретушью по спинке и выемкой на верхнем основании (так называемая рогатая трапеция) – найдена в нижнем слое (рис. 2). Еще одно изделие в виде крупной высокой с ретушированным верхним основанием трапеции найдено в слое 9.
16

Рис. 2. Стратиграфическое распределение микролитов из навеса Чыгай. Fig. 2. The stratigraphic distribution of microliths from the Chygai Rockshelter
17 Коллекции каменного инвентаря, происходящие из слоев 4–6, не имеют выразительных форм и представлены пластинками и микропластинками, единичными резцом на сломе и нуклеусами для пластинок. Подобная типологическая невыразительность каменного инвентаря, а также общие характеристики культурного слоя (наличие следов кострищ и скоплений раковин съедобных наземных моллюсков) отмечались и для культурного слоя М1 грота Сосруко (Замятнин, Акритас, 1957. C. 439). Пока на столь немногочисленном материале интерпретировать этот факт бедности орудийного состава каменного инвентаря сложно. Технология расщепления в целом направлена на получение пластинок и микропластинок и согласуется с более выразительными и разнообразными материалами из верхнего слоя пещеры Двойной. Возможно, появление таких культурных слоев отражает функциональную специфику стоянок, где деятельность насельников не требовала производства и использования каменных орудий.
18 В пещере Двойная выделено 3 основных культурных слоя, относящихся к финалу плейстоцена и к раннему голоцену (Леонова, 2015). Типологический и трасологический анализы предметов охотничьего вооружения, сделанных из кремня, позволили проследить изменение во времени форм острий и геометрических микролитов, включая изменение приемов крепления наконечников к древку: в позднеплейстоценовых слоях абсолютно преобладают колющие наконечники, в раннемезолитическом слое доминируют сегменты, которые использовались как косолезвийные наконечники стрел; позднее наряду с колющими и косолезвийными появляются поперечнолезвийные наконечники, в качестве которых использовались высокие трапеции (Александрова, Леонова, 2017). Расщепление кремня из слоев, относящихся к самому финалу плейстоцена и началу голоцена, было направлено на получение пластинок и микропластинок, причем в верхних слоях рассматриваемой пачки отложений количество микропластинок возрастает и, судя по заготовкам и формам нуклеусов, появляется техника отжима (рис. 3). Отметим, что в коллекции из пещеры Двойная отсутствуют сегменты с гелуанской ретушью и параллелограммы. Стратиграфия верхнего культурного слоя, в котором на первых порах исследований выделялось два слоя (4 и 5), впоследствии, из-за невозможности четкой дифференциации отложений, объединенных в слой 4/5, на нынешнем этапе исследований не позволяет выделить более узкие хроностратиграфические подразделения, но мощность отложений дает возможность предположить более дробное деление материалов.
19

Рис. 3. Геометрические микролиты, острия и нуклеусы из верхнего культурного слоя пещеры Двойная. Кремень (1–12 – трапеции; 13–21 – острия; 22–24 – нуклеусы). Fig. 3. Geometric microliths, points, and core from the upper cultural layer of the Dvoynaya Cave. Flint (1–12 – trapezes; 13–21 – points; 22–24 – core)
20 В Каменномостской пещере с неолитом связывается второй горизонт, в коллекции каменного инвентаря которого имеются одноплощадочные конические, карандашевидные и уплощенные двуплощадочные со скошенными площадками нуклеусы от пластинок (Формозов, 1970. С. 108. Рис. 6, 7). В орудийном наборе несколько геометрических микролитов: трапеции (одна с частично двусторонней ретушью), прямоугольник, низкий сегмент (?) (судя по рисунку, возможно, это пластинка, у которой ретушью не удалось до конца выпрямить края; Формозов, 1970. Рис. 8, 17), а также параллелограмм из пластинки.
21 Для каменного инвентаря неолитического слоя Мезмайской пещеры характерны следующие черты: расщепление направлено на получение пластинок (более половины пластинчатых сколов при наличии пластин и микропластинок). Форма ядрищ не ясна – нуклеусы не найдены. В орудийном наборе фрагмент острия со сходящимися краями и пластинка с двумя боковыми выемками у проксимального конца, пластинка с притупленным краем, а также четыре фрагмента крупных сегментов из пластин. Еще два острия: треугольночерешковое с частичной бифасиальной обработкой, которое, по мнению авторов раскопок, аналогично остриями Biblos, и острие, отдаленно напоминающее форму эль-хиам (El-Khiam), – найдены вне стратиграфического контекста (Голованова и др., 2016).
22 Коллекции каменного инвентаря трех нижних горизонтов поселения Цми невелики. Наиболее представительная коллекция нижнего слоя (горизонт 1) – 442 предмета; из среднего происходит 146, из верхнего (горизонт 3) – всего 24 изделия из камня. Для каменной индустрии нижнего слоя стоянки Цми (горизонт 1) характерны небольшие конические/подконические с круговым и разомкнутым фронтом нуклеусы, а также уплощенные ядрища с прямыми и скошенными ударными площадками для пластинок и микропластинок. Геометрические микролиты представлены несколькими слабо асимметричными сегментами и трапециями. Каменная индустрия из горизонта 2 в целом схожа с предшествующей: формы ядрищ конические и уплощенные; геометрические микролиты представлены двумя трапециями, одна из которых оформлена частично двусторонней (гелуанской?) ретушью1. В коллекции каменного инвентаря третьего горизонта, в котором была обнаружена керамика, нуклеусов не найдено, а изделий со вторичной обработкой всего четыре, из которых три трапеции (Rostunov et al., 2009. S. 56, 65).
1. К сожалению, описание каменного инвентаря стоянки Цми не всегда корректное, а качество рисунков оставляет желать лучшего, поэтому не всегда возможно точное определение.
23 Для каменной индустрии слоя С Чохского поселения характерно расщепление конических и карандашевидных ядрищ с прямыми площадками с целью получения пластин, пластинок и микропластинок, также в коллекции есть двуплощадочные нуклеусы. Прослежена тенденция уменьшения степени пластинчатости коллекции верхнего слоя по сравнению с более ранними материалами поселения. Геометрические микролиты представлены высокими трапециями, низкими асимметричными треугольниками. Своеобразие кремневому комплексу по сравнению с рассмотренными выше памятниками придают острия чохского типа (Амирханов, 1987. С. 115–117. Рис. 25).
24 Рассмотренные выше материалы достаточно разнообразны, но имеют определенные черты сходства: первичное расщепление направлено на получение пластинок и микропластинок, которые, судя по формам целого ряда ядрищ, предполагают освоение техники отжима (пещера Двойная (слой 4/5), навес Чыгай (слои 3–5), Чох (слой С), Цми (гор. 1–3), Сосруко (слой М1)); присутствие среди геометрических микролитов трапеций (Цми, Двойная слой 4/5), в том числе так называемых рогатых трапеций (Чох, Двойная, Чыгай). Кроме этого из неолитического слоя Каменномостской пещеры и третьего слоя навеса Чыгай происходят параллелограммы – формы, широко распространенные в мезолите (?) и неолите Северного Прикаспия и встречающиеся в неолитических памятниках в Северном Приазовье (Vasiliev et al., 2015; Горелик, Цыбрий, 2014. Рис. 9). Материалы из Мезмайской пещеры пока не вписываются в эту схему и, возможно, отражают какой-то иной этап заселения Северо-Западного Кавказа. Здесь необходимо отметить своеобразие коллекций каменного инвентаря слоя С поселения Чох и второго слоя Каменномостской пещеры, где при наличии керамики и следов производящего хозяйства сохраняется довольно архаичный облик каменного инвентаря. Аргументы В.А. Трифонова (2009. С. 87) о наличии в материалах второго слоя Каменномостской пещеры обломка бифасиально обработанного орудия и фрагмента круглодонной керамики, приведенные в качестве доказательства принадлежности всех материалов этого слоя к энеолиту, могут свидетельствовать лишь о частичном механическом смешивании с вышележащим слоем. Но в целом облик каменного инвентаря из второго слоя Каменномостской пещеры по ряду признаков не может быть отнесен к энеолиту, для которого характерно наличие более широких пластинчатых заготовок, соответствующих ядрищ и развитая бифасиальная обработка.
25 Создание универсального определения эпохи неолита сегодня невозможно. Подходы к этому определению и вкладываемый в него смысл останутся различны. Но на первом уровне изучения археологического источника критерии должны быть основаны на сугубо археологических признаках, а не на интерпретациях, привлекающих целый ряд данных естественнонаучных анализов, позволяющих впоследствии делать заключения о наличии или отсутствии производящего хозяйства, абсолютном возрасте или о границах историко-культурных областей и т.д. Но надо признать, что для определения набора археологических признаков мы вынуждены опираться на эти интерпретации, построенные на более качественных и обширных источниках, позволяющих, прежде всего, проследить достаточно длительную стратиграфическую последовательность изменения материальной культуры.
26 Появление ранней керамики на Дальнем Востоке еще в конце плейстоцена и, наоборот, ее отсутствие на Ближнем Востоке уже в пору зарождения цивилизации позволяет исключить керамику из непременных общих в глобальном охвате эпохальных признаков. Для памятников каменного века наиболее диагностичным источником остается каменная индустрия, которая позволяет на основании изменения техники расщепления, размеров и форм заготовок и трансформации облика руководящих форм орудий определять эпохальную принадлежность комплексов, что полностью отвечает принципам археологической периодизации.
27 Для южных районов европейской части России, Северного Причерноморья и Северного Кавказа можно подметить общую тенденцию появления в раннеголоценовое время высоких трапеций. Появление и распространение трапеций довольно прочно ассоциируется с неолитом на обширных территориях, в том числе для памятников Кавказского Причерноморья, Крыма, Северного Прикаспия, Нижнего Дона и Приазовья, Средней Азии (Бжания, 1996; Виноградов, 1981; Каменецкий, 2001; Коробкова, 1996; Манько, 2011; Цыбрий, 2006. С. 69). Можно проследить развитие этой формы микролитов. Для более ранних памятников характерны высокие трапеции, оформленные крутой или вертикальной ретушью, срезающей концы заготовки, и иногда ретушь также присутствует на верхнем более узком основании. Эпизодически в северокавказских материалах встречаются “рогатые трапеции”. Ближайшие аналогии пока находятся в среднеазиатских материалах (Виноградов, 1981; Коробкова, 1996), но отметим, что пропорции кавказских и среднеазиатских трапеций различны: последние более низких пропорций, что, на мой взгляд, характерно для относительно более поздних материалов. В материалах стоянки Цми все трапеции изготовлены из пластинок, они симметричные, более низкие по сравнению с микролитами Чыгая, Двойной и Чоха. Позднее появляются трапеции со спинкой, частично уплощенной ретушью, которые уже прочно ассоциируются с неолитом и керамическими комплексами (Нижняя Шиловка, Ракушечный Яр, Одиши и т.д.). Территории Северного Кавказа не могли быть не вовлечены в общекультурные процессы, происходившие в раннеголоценовое время на сопредельных территориях. Сходные черты немногочисленных пока комплексов, проявляющиеся наиболее ярко в изменении облика каменного инвентаря, в частности в наличии конических и плоских нуклеусов для отжима пластинок и пластин, а также появление высоких трапеций могут являться индикатором неолитической принадлежности материалов.
28 Подводя некоторые итоги, надо признать, что пока источники по неолиту Северного Кавказа малочисленны и относительно скудны, что может быть связано как с низкой степенью изученности региона, отсутствием информации о топографии расположения памятников вне горных ущелий, функциональной спецификой памятников, приуроченных к скальным убежищам, так и с проблемой интерпретации материалов.

References

1. Aleksandrova O.I., Leonova E.V., 2017. A reconstruction of the hunting weapons of the late Upper Paleolithic and Mesolithic cultures in the North Caucasus (based on materials from the Dvoynaya cave). Stratum plus, 1, pp. 255–270. (In Russ.)

2. Amirkhanov Kh.A., 1987. Chokhskoye poseleniye. Chelovek i ego kul’tura v mezolite i neolite gornogo Dagestana [The Chokh settlement. Man and his culture in the Mesolithic and Neolithic of highland Dagestan]. Moscow: Nauka. 224 p.

3. Balakin S.A., Nuzhnyy D.Yu., 1990. Economic development in the Holocene and the issue of archaeological criteria of the Mesolithic. Kamennyy vek na territorii Ukrainy. Nekotoryye aspekty khozyaystva i etnokul’turnykh svyazey: sbornik nauchnykh trudov [The Stone Age on the territory of Ukraine. Some aspects of the economy and ethnocultural connections: Collected papers]. Kiyev: Naukova dumka, pp. 90–101. (In Russ.)

4. Berdnikova N.E., 2014. The Mesolithic as a research tradition. Part 1. In search of identification. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Geoarkheologiya. Etnologiya. Antropologiya [Bulletin of Irkutsk State University: Geoarchaeology, ethnology, and anthropology series], 8, pp. 15–30. (In Russ.)

5. Bryusov A.Ya., 1962. Mesolithic disarray. Istorikoarkheologicheskiy sbornik: K 60-letiyu so dnya rozhdeniya i k 35-letiyu nauchnoy, pedagogicheskoy i obshchestvennoy deyatel’nosti A.V. Artsikhovskogo [Historical and archaeological collection of articles: to the 60th anniversary of birth and on the 35th anniversary of the research, pedagogical and social activities of A.V. Artsikhovsky]. Moscow: Izdatel’stvo MGU, pp. 24–30. (In Russ.)

6. Bzhaniya V.V., 1996. The Neolithic of the Caucasus. Neolit Severnoy Evrazii [The Neolithic of Northern Eurasia]. S.V. Oshibkina, ed. Moscow: Nauka, pp. 73–86. (In Russ.)

7. Formozov A.A., 1965. Kamennyy vek i eneolit Prikuban’ya. The Stone Age and the Eneolithic of the Kuban Region. Moscow: Nauka. 160 p.

8. Formozov A.A., 1970. On the term “Mesolithic” and its equivalents. Sovet. Arkheol., 3, pp. 6–11. (In Russ.)

9. Formozov A.A., 1971. The Kamennomostsky cave – a multi-layered site in the Kuban region. Paleolit i neolit SSSR [The Paleolithic and Neolithic of the USSR], 6. Leningrad: Nauka, pp. 100–116. (MIA, 173). (In Russ.)

10. Golovanova L.V., Doronichev V.B., Doronicheva E.V., Kul’kova M.A., Sapelko T.V., Spasovskiy Yu.N., 2016. New data on the Neolithic of the North-West Caucasus from the Mezmaiskaia cave. Rossiyskaya arkheologiya [Russian archaeology], 3, pp. 5–19. (In Russ.)

11. Gorelik A.F., 2019. “Neolithization” or “subneolithization” of the North Pontic-Caspian region. Stratum plus, 2, pp. 369–381. (In Russ.)

12. Gorelik A.F., Tsybriy A.V., 2014. The Orekhovo-Donetskoye 3 site in the Middle Donets region. To the characterization of a turning point in the history of the Dnieper-Donets Neolithic. Samarskiy nauchnyy vestnik [Samara Journal of Science], 3(8), pp. 58–78. (In Russ.)

13. Kamenetskiy I.S. (Kameneckij I.S.), 2001. The Neolithic of the south of European Russia. Šwiatowit, 3(44), Fasc. B. Warszawa, pp. 41–90. (In Russ.)

14. Korobkova G.F., 1996. The Neolithic of the South. Central Asia and Kazakhstan. Neolit Severnoy Evrazii [The Neolithic of Northern Eurasia]. S.V. Oshibkina, ed. Moscow: Nauka, pp. 87–134. (In Russ.)

15. Kulakov S.A., Dyatlov A.S., 2018. Some data on the stone industry of the Akhtsu grotto in the Northwest Caucasus. Kavkaz v sisteme kul’turnykh svyazey Evrazii v drevnosti i srednevekov’ye. XXX “Krupnovskiye chteniya” [The Caucasus in the system of cultural relations of Eurasia in antiquity and the Middle Ages. XXX “Krupnov readings”]. Karachayevsk: Karachayevo-Cherkesskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 100–102. (In Russ.)

16. Leonova E.V., 2015. To the chronology and cultural variability of stone industries of the late Upper Paleolithic and the Mesolithic of the Northwest Caucasus (based on materials from the Chygai shelter and the Dvoynaya cave). Traditsii i innovatsii v istorii i kul’ture: programma fundamental’nykh issledovaniy Prezidiuma Rossiyskoy akademii nauk [Traditions and innovations in history and culture: the Fundamental Research Programme of the Presidium of the Russian Academy of Sciences]. Moscow: Otdeleniye istorikofilologicheskikh nauk RAN, pp. 77–87. (In Russ.)

17. Lynsha V.A., 1978. Mesolithic as a concept of archaeological periodization. Arkheologiya i etnografiya Vostochnoy Sibiri [Archaeology and ethnography of Eastern Siberia]. Irkutsk: Irkutskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 93–96. (In Russ.)

18. Lyubin V.P., 1966. A Neolithic site on the Ovechka river (Karachay-Cherkesia). Trudy KarachayevoCherkesskogo nauchno-issledovatel’skogo instituta istorii, yazyka i literatury [Transactions of KarachayCherkess Research Institute of History, Language and Literature], V. Seriya istoricheskaya [Series: Historical]. Stavropol’: Stavropol’skoye knizhnoye izdatel’stvo, pp. 261–264. (In Russ.)

19. Man’ko V.O., 2011. Khronologiya final’nopaleolitichnikh-neolitichnikh krem’yanikh industriiy Krimu [Chronology of the final Paleolithic and Neolithic stone industries of the Crimea]. Kiїv: Shlyakh. 228 p. (Arkheologichniy Al’manakh, 26).

20. Man’ko V.O., 2013. G. Childe’s ideas and their application to the study of the Neolithic of Eastern Europe. Arkheologiya [Archaeology], 1, pp. 16–32. (In Ukrainian).

21. Oshibkina S.V., 1996. The concept of the Neolithic. Neolit Severnoy Evrazii [The Neolithic of Northern Eurasia]. S.V. Oshibkina, ed. Moscow: Nauka, pp. 6–9. (In Russ.)

22. Rostunov V.L., Ljachov S., Reinhold S., 2009. Cmi – Eine Freilandfundstelle des Spätmesolithikums und Frühneolithikums in Nordossetien (Nordkaukasus). Archäologische Mitteilungen aus Iran und Turan, 41, pp. 47–74.

23. Trifonov V.A., 2009. Did the Neolithic exist in the Northwestern Caucasus? Adaptatsiya kul’tur paleolita – eneolita k izmeneniyam prirodnoy sredy na Severo-Zapadnom Kavkaze [Adaptation of the Paleolithic – Eneolithic cultures to environmental changes in the Northwestern Caucasus]. St. Petersburg: Teza, pp. 84–93. (In Russ.)

24. Tsybriy A.V., 2005. Neolit Vostochnogo Priazov’ya i doliny Manycha: dissertatsiya … kandidata istoricheskikh nauk [The Neolithic of the East Azov littoral and the Manych valley: a thesis for the doctoral degree in History]. St. Petersburg. 252 p.

25. Vasiliev I., Vybornov A., Comarov A., 2015. The Mesolithic of the North Caspian Sea Area. Samara. 40 p.

26. Vinogradov A.V., 1981. Drevniye okhotniki i rybolovy Sredneaziatskogo mezhdurech’ya [Ancient hunters and fishermen of the Central Asian interf luve area]. Moscow: Nauka. 176 p. (Trudy Khorezmskoy arkheologo-etnograficheskoy ekspeditsii, XIII).

27. Vishnyatskiy L.B., 1989. Review of the book: Hunters in Transition. Mesolithic societies of temperate Eurasia and their transition to farming / Ed. Zvelibil M. Cambridge Univ. Press, 1986. VII + 194 p. Sovet. Arkheol., 4, pp. 277–284. (In Russ.)

28. Zamyatnin S.N., Akritas P.G., 1957. Excavations of the Sosruko grotto in 1955. Uchenyye zapiski KabardinoBalkarskogo nauchno-issledovatel’skogo institute [Transactions of Kabardino-Balkarian Research Institute], XIII. Nal’chik: Kabardino-Balkarskoye knizhnoye izdatel’stvo, pp. 431–452. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate