Везде
Еще раз о неолите Северного Кавказа
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Еще раз о неолите Северного Кавказа
Аннотация
Код статьи
S086960630007213-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Леонова Елена В. 
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 4
Страницы
43-53
Аннотация

В статье рассматриваются проблемы неолита Северного Кавказа. Спорность критериев выделения неолита, а также немногочисленность и неполнота археологических источников раннеголоценового времени для данного региона, отсутствие достаточного количества радиоуглеродных дат, а также слабая изученность создали картину “неолитического хиатуса” на Северном Кавказе. Однако обращение к неолитическим материалам соседних территорий, включая Северное Причерноморье, Крым, Приазовье, Северный Прикаспий и Среднюю Азию, и изучение коллекций каменного инвентаря позволяют предположить, что часть материалов, интерпретируемых ранее как позднемезолитические или энеолитические, может быть отнесена к эпохе неолита.

Ключевые слова
хронология, периодизация, неолит, мезолит, Северный Кавказ, каменный инвентарь, трапеции, отжим
Классификатор
Дата публикации
25.11.2019
Всего подписок
70
Всего просмотров
675
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
800 руб. / 16.0 SU
1 Вопрос о неолите Северного Кавказа до сих пор остается открытым. Единичные свидетельства появления неолитической керамики и/или комплексов с элементами производящего хозяйства (Амирханов, 1987; Голованова и др., 2016; Формозов, 1971; Rostunov et al., 2009) и отсутствие памятников с полным “неолитическим пакетом” привело к тому, что некоторые исследователи вообще ставят под сомнение существование неолитического пласта памятников на Северо-Западном Кавказе, опираясь на два основных тезиса: 1) корпус источников по палеолиту и энеолиту расширился, а неолитических памятников не появилось; 2) отсутствие радиоуглеродных дат между IX и концом VI тыс. до н.э. (Трифонов, 2009).
2 Но основная причина “отсутствия” неолитических памятников, как нам представляется, кроется в терминологической неурядице и отсутствии четкого представления о том, как может выглядеть неолитическая коллекция рассматриваемого региона. Проблема неолита Северного Кавказа упирается в отсутствие общей договоренности относительно терминов и понятий и, главное, в некорректность классификации. В основе археологической классификации должны лежать археологические признаки, как справедливо отмечал А.А. Формозов (1970. С. 9, 10). Существующая археологическая периодизация каменного века давно стала условностью – неким инструментом, который у каждого исследователя или отдельной группы исследователей настраивается по-своему, – и общепринятой, наверное, никогда не была (см., например, Брюсов, 1962; Формозов, 1970; Балакин, Нужный, 1990; Бердникова, 2014; и др.). Наиболее устойчивым оказалось понятие “палеолит” в связи со своей начальной (исходной) хронологической позицией, но подразделения палеолита претерпевали и продолжают претерпевать различные изменения по мере накопления новых данных. Особенно дискуссионен вопрос о самом конце палеолита, так как последующая эпоха мезолита/ эпипалеолита (различные наименования этого периода между палеолитом и неолитом можно продолжить) даже внутри узкого сообщества отечественных археологов не имеет общепринятых критериев. Неолит как заключительная эпоха в периодизации каменного века с более или менее четким верхним рубежом, который маркируется появлением изделий из металла, не вызывает таких бурных дискуссий, как проблема критериев выделения и наименования переходной эпохи от палеолита к неолиту, но проблема выработки единой дефиниции для неолита в пределах каменного века остается актуальной и весьма дискуссионной (Горелик, 2019; Каменецкий, 2001; Манько, 2013; Ошибкина, 1996; и др.).
3 Исследователей неолита очень условно можно поделить на два основных “лагеря”: для одних основным критерием неолита является появление керамики в комплексах каменного века, для других – следы производящего хозяйства. Отчасти эти предпочтения сопряжены с географией изучаемых памятников. Конечно, в таком подходе есть некоторая прямолинейность, и на самом деле отнесение тех или иных археологических материалов, не имеющих в своем составе полного “неолитического пакета” и не сопровождающихся серией радиоуглеродных дат, к определенной эпохе каменного века происходит на основании общего облика каменной индустрии. Как показывает практика, опытный исследователь довольно легко определяет эпохальную принадлежность коллекции каменных артефактов даже без наличия керамики, полированных орудий и т.д., присутствие которых лишь подтверждает данные определения, если это касается эпох, которым присущи вышеперечисленные черты. Так, например, В.П. Любин очень скудный подъемный материал на стоянке Овечка, состоящий исключительно из изделий из камня, отнес к неолиту (Любин, 1966). И эта интерпретация пока никем не была оспорена.
4 Очевидно, что неравномерность развития и особенности природной обстановки, функциональное разнообразие поселений, отрывочность и неполнота археологического источника не позволяют подходить с одной меркой ко всем историческим явлениям первобытности. Однако определенные закономерности развития и сходство процессов изменений материальной культуры на огромных пространствах Евразии и Африки заставляет пытаться объяснять этот механизм тем или иным способом: стадиальностью и эволюцией, миграциями, диффузиями и т.д.
5 Возвращаясь к вопросу о неолите Северного Кавказа, надо согласиться, что бедность имеющихся в нашем распоряжении источников и их качество не позволяют пока делать обобщения и реконструкции исторических процессов. Однако к настоящему моменту хоть и медленно, но накапливаются свидетельства существования стоянок и поселений в указанный В.А. Трифоновым период, в том числе и на Северо-Западном Кавказе.
6 До сих пор пока нет радиоуглеродных дат для культурных слоев с керамическими сосудами ни для Каменномостской пещеры, ни для поселения Чох. Но к настоящему моменту для стратифицированных памятников Северо-Западного и Центрального Кавказа накопилось некоторое количество радиоуглеродных дат (рис. 1), из которых более десятка укладываются в обозначенную В.А. Трифоновым хронологическую лакуну между IX и концом VI тыс. до н.э. (2009. С. 84). Раннюю группу образуют даты, сделанные по образцам из пещеры Двойная и навеса Чыгай. Материалы из Мезмайской пещеры, отнесенные авторами раскопок к неолиту (Голованова и др., 2016), показали некоторый разброс значений, в том числе одна дата получилась достаточно поздняя. Наиболее компактная группа дат получена по образцам из многослойного поселения Цми, нижний слой которого авторами раскопок отнесен к эпохе мезолита. Самая ранняя дата для третьего (неолитического) горизонта 7510±80 (ИГАН-3655) получена по гумусу погребенной почвы, с которой сопряжены культурные остатки (Rostunov et al., 2009).
7 Немногочисленные радиоуглеродные даты, полученные для материалов пещеры Двойная, определяют возраст мезолитического слоя 6 в диапазоне от 8.9 до 11.8 тыс. л.н., калибровочные значения увеличивают этот диапазон от рубежа XI–XII до второй половины VII тыс. до н.э. В целом полученные даты для этого слоя укладываются в определенную последовательность: самая древняя дата получена из нижней части слоя, из которой происходит основная масса микролитов в виде сегментов, а самая молодая – из верха слоя. Однако наиболее молодая дата из верхней части слоя 6 противоречит последовательным трем датам, образцы для которых отобраны в шурфе в центре пещеры, и, возможно, несколько омоложена (рис. 1). Если опираться на даты, полученные по образцам из шурфа, то предварительно можно датировать горизонт мощного обвала, перекрывающий культурные слои каменного века в пещере, в диапазоне 10.2 – 8.8 тыс. л.н. (вторая половина IX – нач. VII тыс. до н.э.). В привходовой части пещеры над завалом культурные слои каменного века отсутствуют и лишь встречаются отдельные находки, происхождение которых спорно: или это следы небольшого посещения пещеры после обвала свода пещеры, или это переотложенные находки, частично “выдавленные” вследствие обвала и частично переотложенные в результате позднейшей антропогенной деятельности, зафиксированной в том числе и в пределах раскопа (несколько ям, прорезающих слой завала).
8 Наиболее молодая дата (9.5 тыс. л.н.) из навеса Чыгай получена по костям животных из слоя 4, для вышележащих культурных слоев радиоуглеродных дат пока нет. Еще три даты из навеса позволяют ориентировочно датировать слои с ракушками моллюсков Helix в пределах X тыс. до н.э. (рис. 1).
9 Фрагменты керамических сосудов обнаружены всего на четырех памятниках Северного Кавказа, материалы которых отнесены к эпохе неолита: Мезмайская пещера (слой 1-2В), Каменномостская пещера (слой 2), Цми (горизонт 3), Чох (слой С). На поселении Чох и в пещере Каменномостская найдены открытые низкие плоскодонные сосуды, очень схожие по форме и по размеру: высота 5.3 и 5, диаметр донец 4.5 и 8, диаметр по венчику 10.5 и 11.8 см соответственно (Амирханов, 1987. C. 129; Формозов, 1971. С. 110. Рис. 9). На каменномостском прочерчены вертикальные линии по тулову, чохский – без орнамента. Еще одна форма с Чохского поселения может быть реконструирована как слабопрофилированный горшковидный сосуд, предположительно тоже плоскодонный. В так называемом неолитическом слое Каменномостской пещеры обнаружен фрагмент круглодонного сосуда. На стоянке Цми в третьем горизонте, отнесенном авторами раскопок к неолиту, обнаружен развал слабопрофилированного сосуда с прямыми стенками, высотой примерно 20–25 см (придонная часть отсутствует). Под слегка отогнутым венчиком – круглые парные вдавления, черепки темного грязно-коричневого цвета с примесью крупного песка в тесте, поверхность снаружи грубо заглажена (Rostunov et al., 2009. Р. 62. Abb. 17-1). В Мезмайской пещере в слое 1-2В найдены три фрагмента керамики: фрагмент лепной плоскодонной миски с примесью крупного песка в тесте; фрагмент сосуда с прочерченным орнаментом; фрагмент лепного сосуда с примесью песка в тесте с ямочными (парными? Ср. Голованова и др., 2016. Рис. 6, 1) вдавлениями.
10 В целом найденные фрагменты керамики и сосуды имеют определенное сходство между собой: плоскодонные миски из Чоха и Каменномостской пещеры, а также, возможно, фрагмент днища из Мезмайской пещеры; сосуд из Цми по описанию похож на фрагмент с ямочными вдавлениями из Мезмайской пещеры, а по форме и размерам – на второй чохский сосуд. Однако ни в одном из памятников, за исключением Цми, нельзя полностью исключить вероятность позднейшей примеси. Даты, полученные непосредственно для археологических материалов третьего горизонта поселения Цми, где обнаружена керамика, находятся в диапазоне 7.0 – 6.9 тыс. л.н. (cal. 6.0 – 5.7 тыс. л. до н.э.) (рис. 1).
11 Следы производящего хозяйства обнаружены лишь на двух памятниках: поселение Чох и Каменномостская пещера. На поселении Чох определен целый спектр культурных злаков (Амирханов, 1987. С. 146–150), а также определены кости одомашненного мелкого рогатого скота (С. 154). Косвенным подтверждением существования сложного специализированного собирательства или производящего хозяйства являются находки оправ жатвенных ножей, пестов и терочника (С. 138).
12 В фаунистической коллекции, происходящей из неолитического слоя Каменномостской пещеры, определены как дикие, так и домашние виды животных: присутствуют кости крупного (одна особь) и мелкого (три особи) рогатого скота, кости свиньи (из описания не ясно, дикой или домашней) и кости собаки (Формозов, 1971. С. 111). На остальных рассматриваемых памятниках фаунистические остатки принадлежат исключительно диким животным, вероятнее всего, объектам активной охоты. Также значительную долю рациона первобытных насельников навеса Чыгай и пещеры Двойная в раннеголоценовое время составляли наземные брюхоногие моллюски Helix sp., раковины которых в большом количестве обнаружены в верхнем и среднем культурных слоях пещеры и в слоях 3–8 навеса.
13 Коллекции кремневых артефактов, происходящие из верхних слоев навеса Чыгай (слои 1–9; нумерация слоев сверху вниз), весьма невелики (от пяти до тридцати предметов) и не очень невыразительны: отщепы, пластинки и микропластинки, единичные нуклеусы и технологические сколы, концевые скребки, резцы и незначительное количество геометрических микролитов. Кроме этого в первых двух слоях в стратифицированной части навеса и верхней части отложений, находящихся снаружи от капельной линии, где дробная стратиграфия не видна, обнаружены фрагменты разновременной керамики (средневековой, бронзового века и, предположительно, энеолита). В слое 2 кроме фрагментов керамики без орнамента был обнаружен обломок шлифованного топорика из зеленого камня.
14

Рис. 1. Хронология стоянок Северного Кавказа рубежа плейстоцена и голоцена по данным радиоуглеродного анализа. Под названием памятника указана некалиброванная радиоуглеродная дата, на шкале показаны калиброванные значения до н.э. (даты Мезмайской пещеры по: Голованова и др., 2014; поселения Цми по: Rostunov et al., 2009; пещеры Двойная и навеса Чыгай по: Леонова, 2015). Fig. 1. The chronology of the North Caucasian sites at the turn of the Pleistocene and Holocene based on radiocarbon analysis. An uncalibrated radiocarbon date is indicated under the site names; calibrated values are shown on the scale (in thousand years BC)
15 Среди геометрических микролитов из навеса Чыгай преобладают сегменты (7), из которых четыре происходят из верхней пачки отложений, в том числе три с гелуанской ретушью. Кроме вторичной обработки сегменты верхних и нижних слоев отличаются пропорциями: ранние формы (слои 7, 8) при примерно той же высоте дуги более вытянутые и слегка асимметричны. Из третьего слоя происходят два параллелограмма из пластинок и микролит, ретушированный край которого сформировал пятиугольные очертания в плане. Вне четкого стратиграфического контекста (снаружи от капельной линии, где верхняя пачка отложений подразделяется лишь на два, а не девять литологических горизонтов) найдены две высокие трапеции, одна из которых – крупная слабо асимметричная, оформленная полукрутой ретушью по брюшку, – происходит из верхней пачки, другая – с крутой ретушью по спинке и выемкой на верхнем основании (так называемая рогатая трапеция) – найдена в нижнем слое (рис. 2). Еще одно изделие в виде крупной высокой с ретушированным верхним основанием трапеции найдено в слое 9.
16

Рис. 2. Стратиграфическое распределение микролитов из навеса Чыгай. Fig. 2. The stratigraphic distribution of microliths from the Chygai Rockshelter
17 Коллекции каменного инвентаря, происходящие из слоев 4–6, не имеют выразительных форм и представлены пластинками и микропластинками, единичными резцом на сломе и нуклеусами для пластинок. Подобная типологическая невыразительность каменного инвентаря, а также общие характеристики культурного слоя (наличие следов кострищ и скоплений раковин съедобных наземных моллюсков) отмечались и для культурного слоя М1 грота Сосруко (Замятнин, Акритас, 1957. C. 439). Пока на столь немногочисленном материале интерпретировать этот факт бедности орудийного состава каменного инвентаря сложно. Технология расщепления в целом направлена на получение пластинок и микропластинок и согласуется с более выразительными и разнообразными материалами из верхнего слоя пещеры Двойной. Возможно, появление таких культурных слоев отражает функциональную специфику стоянок, где деятельность насельников не требовала производства и использования каменных орудий.
18 В пещере Двойная выделено 3 основных культурных слоя, относящихся к финалу плейстоцена и к раннему голоцену (Леонова, 2015). Типологический и трасологический анализы предметов охотничьего вооружения, сделанных из кремня, позволили проследить изменение во времени форм острий и геометрических микролитов, включая изменение приемов крепления наконечников к древку: в позднеплейстоценовых слоях абсолютно преобладают колющие наконечники, в раннемезолитическом слое доминируют сегменты, которые использовались как косолезвийные наконечники стрел; позднее наряду с колющими и косолезвийными появляются поперечнолезвийные наконечники, в качестве которых использовались высокие трапеции (Александрова, Леонова, 2017). Расщепление кремня из слоев, относящихся к самому финалу плейстоцена и началу голоцена, было направлено на получение пластинок и микропластинок, причем в верхних слоях рассматриваемой пачки отложений количество микропластинок возрастает и, судя по заготовкам и формам нуклеусов, появляется техника отжима (рис. 3). Отметим, что в коллекции из пещеры Двойная отсутствуют сегменты с гелуанской ретушью и параллелограммы. Стратиграфия верхнего культурного слоя, в котором на первых порах исследований выделялось два слоя (4 и 5), впоследствии, из-за невозможности четкой дифференциации отложений, объединенных в слой 4/5, на нынешнем этапе исследований не позволяет выделить более узкие хроностратиграфические подразделения, но мощность отложений дает возможность предположить более дробное деление материалов.
19

Рис. 3. Геометрические микролиты, острия и нуклеусы из верхнего культурного слоя пещеры Двойная. Кремень (1–12 – трапеции; 13–21 – острия; 22–24 – нуклеусы). Fig. 3. Geometric microliths, points, and core from the upper cultural layer of the Dvoynaya Cave. Flint (1–12 – trapezes; 13–21 – points; 22–24 – core)
20 В Каменномостской пещере с неолитом связывается второй горизонт, в коллекции каменного инвентаря которого имеются одноплощадочные конические, карандашевидные и уплощенные двуплощадочные со скошенными площадками нуклеусы от пластинок (Формозов, 1970. С. 108. Рис. 6, 7). В орудийном наборе несколько геометрических микролитов: трапеции (одна с частично двусторонней ретушью), прямоугольник, низкий сегмент (?) (судя по рисунку, возможно, это пластинка, у которой ретушью не удалось до конца выпрямить края; Формозов, 1970. Рис. 8, 17), а также параллелограмм из пластинки.
21 Для каменного инвентаря неолитического слоя Мезмайской пещеры характерны следующие черты: расщепление направлено на получение пластинок (более половины пластинчатых сколов при наличии пластин и микропластинок). Форма ядрищ не ясна – нуклеусы не найдены. В орудийном наборе фрагмент острия со сходящимися краями и пластинка с двумя боковыми выемками у проксимального конца, пластинка с притупленным краем, а также четыре фрагмента крупных сегментов из пластин. Еще два острия: треугольночерешковое с частичной бифасиальной обработкой, которое, по мнению авторов раскопок, аналогично остриями Biblos, и острие, отдаленно напоминающее форму эль-хиам (El-Khiam), – найдены вне стратиграфического контекста (Голованова и др., 2016).
22 Коллекции каменного инвентаря трех нижних горизонтов поселения Цми невелики. Наиболее представительная коллекция нижнего слоя (горизонт 1) – 442 предмета; из среднего происходит 146, из верхнего (горизонт 3) – всего 24 изделия из камня. Для каменной индустрии нижнего слоя стоянки Цми (горизонт 1) характерны небольшие конические/подконические с круговым и разомкнутым фронтом нуклеусы, а также уплощенные ядрища с прямыми и скошенными ударными площадками для пластинок и микропластинок. Геометрические микролиты представлены несколькими слабо асимметричными сегментами и трапециями. Каменная индустрия из горизонта 2 в целом схожа с предшествующей: формы ядрищ конические и уплощенные; геометрические микролиты представлены двумя трапециями, одна из которых оформлена частично двусторонней (гелуанской?) ретушью1. В коллекции каменного инвентаря третьего горизонта, в котором была обнаружена керамика, нуклеусов не найдено, а изделий со вторичной обработкой всего четыре, из которых три трапеции (Rostunov et al., 2009. S. 56, 65).
1. К сожалению, описание каменного инвентаря стоянки Цми не всегда корректное, а качество рисунков оставляет желать лучшего, поэтому не всегда возможно точное определение.
23 Для каменной индустрии слоя С Чохского поселения характерно расщепление конических и карандашевидных ядрищ с прямыми площадками с целью получения пластин, пластинок и микропластинок, также в коллекции есть двуплощадочные нуклеусы. Прослежена тенденция уменьшения степени пластинчатости коллекции верхнего слоя по сравнению с более ранними материалами поселения. Геометрические микролиты представлены высокими трапециями, низкими асимметричными треугольниками. Своеобразие кремневому комплексу по сравнению с рассмотренными выше памятниками придают острия чохского типа (Амирханов, 1987. С. 115–117. Рис. 25).
24 Рассмотренные выше материалы достаточно разнообразны, но имеют определенные черты сходства: первичное расщепление направлено на получение пластинок и микропластинок, которые, судя по формам целого ряда ядрищ, предполагают освоение техники отжима (пещера Двойная (слой 4/5), навес Чыгай (слои 3–5), Чох (слой С), Цми (гор. 1–3), Сосруко (слой М1)); присутствие среди геометрических микролитов трапеций (Цми, Двойная слой 4/5), в том числе так называемых рогатых трапеций (Чох, Двойная, Чыгай). Кроме этого из неолитического слоя Каменномостской пещеры и третьего слоя навеса Чыгай происходят параллелограммы – формы, широко распространенные в мезолите (?) и неолите Северного Прикаспия и встречающиеся в неолитических памятниках в Северном Приазовье (Vasiliev et al., 2015; Горелик, Цыбрий, 2014. Рис. 9). Материалы из Мезмайской пещеры пока не вписываются в эту схему и, возможно, отражают какой-то иной этап заселения Северо-Западного Кавказа. Здесь необходимо отметить своеобразие коллекций каменного инвентаря слоя С поселения Чох и второго слоя Каменномостской пещеры, где при наличии керамики и следов производящего хозяйства сохраняется довольно архаичный облик каменного инвентаря. Аргументы В.А. Трифонова (2009. С. 87) о наличии в материалах второго слоя Каменномостской пещеры обломка бифасиально обработанного орудия и фрагмента круглодонной керамики, приведенные в качестве доказательства принадлежности всех материалов этого слоя к энеолиту, могут свидетельствовать лишь о частичном механическом смешивании с вышележащим слоем. Но в целом облик каменного инвентаря из второго слоя Каменномостской пещеры по ряду признаков не может быть отнесен к энеолиту, для которого характерно наличие более широких пластинчатых заготовок, соответствующих ядрищ и развитая бифасиальная обработка.
25 Создание универсального определения эпохи неолита сегодня невозможно. Подходы к этому определению и вкладываемый в него смысл останутся различны. Но на первом уровне изучения археологического источника критерии должны быть основаны на сугубо археологических признаках, а не на интерпретациях, привлекающих целый ряд данных естественнонаучных анализов, позволяющих впоследствии делать заключения о наличии или отсутствии производящего хозяйства, абсолютном возрасте или о границах историко-культурных областей и т.д. Но надо признать, что для определения набора археологических признаков мы вынуждены опираться на эти интерпретации, построенные на более качественных и обширных источниках, позволяющих, прежде всего, проследить достаточно длительную стратиграфическую последовательность изменения материальной культуры.
26 Появление ранней керамики на Дальнем Востоке еще в конце плейстоцена и, наоборот, ее отсутствие на Ближнем Востоке уже в пору зарождения цивилизации позволяет исключить керамику из непременных общих в глобальном охвате эпохальных признаков. Для памятников каменного века наиболее диагностичным источником остается каменная индустрия, которая позволяет на основании изменения техники расщепления, размеров и форм заготовок и трансформации облика руководящих форм орудий определять эпохальную принадлежность комплексов, что полностью отвечает принципам археологической периодизации.
27 Для южных районов европейской части России, Северного Причерноморья и Северного Кавказа можно подметить общую тенденцию появления в раннеголоценовое время высоких трапеций. Появление и распространение трапеций довольно прочно ассоциируется с неолитом на обширных территориях, в том числе для памятников Кавказского Причерноморья, Крыма, Северного Прикаспия, Нижнего Дона и Приазовья, Средней Азии (Бжания, 1996; Виноградов, 1981; Каменецкий, 2001; Коробкова, 1996; Манько, 2011; Цыбрий, 2006. С. 69). Можно проследить развитие этой формы микролитов. Для более ранних памятников характерны высокие трапеции, оформленные крутой или вертикальной ретушью, срезающей концы заготовки, и иногда ретушь также присутствует на верхнем более узком основании. Эпизодически в северокавказских материалах встречаются “рогатые трапеции”. Ближайшие аналогии пока находятся в среднеазиатских материалах (Виноградов, 1981; Коробкова, 1996), но отметим, что пропорции кавказских и среднеазиатских трапеций различны: последние более низких пропорций, что, на мой взгляд, характерно для относительно более поздних материалов. В материалах стоянки Цми все трапеции изготовлены из пластинок, они симметричные, более низкие по сравнению с микролитами Чыгая, Двойной и Чоха. Позднее появляются трапеции со спинкой, частично уплощенной ретушью, которые уже прочно ассоциируются с неолитом и керамическими комплексами (Нижняя Шиловка, Ракушечный Яр, Одиши и т.д.). Территории Северного Кавказа не могли быть не вовлечены в общекультурные процессы, происходившие в раннеголоценовое время на сопредельных территориях. Сходные черты немногочисленных пока комплексов, проявляющиеся наиболее ярко в изменении облика каменного инвентаря, в частности в наличии конических и плоских нуклеусов для отжима пластинок и пластин, а также появление высоких трапеций могут являться индикатором неолитической принадлежности материалов.
28 Подводя некоторые итоги, надо признать, что пока источники по неолиту Северного Кавказа малочисленны и относительно скудны, что может быть связано как с низкой степенью изученности региона, отсутствием информации о топографии расположения памятников вне горных ущелий, функциональной спецификой памятников, приуроченных к скальным убежищам, так и с проблемой интерпретации материалов.

Библиография

1. Александрова О.И., Леонова Е.В. Реконструкция охотничьего вооружения культур поздней поры верхнего палеолита и мезолита Северного Кавказа (по материалам пещеры Двойная) // Stratum plus. 2017. № 1. С. 255–270.

2. Амирханов Х.А. Чохское поселение. Человек и его культура в мезолите и неолите горного Дагестана. М.: Наука, 1987. 224 с.

3. Балакин С.А., Нужный Д.Ю. Хозяйственно-экономическое развитие в голоцене и проблема археологических критериев мезолита // Каменный век на территории Украины. Некоторые аспекты хозяйства и этнокультурных связей: сб. науч. тр. Киев: Наук. думка, 1990. С. 90–101.

4. Бердникова Н.Е. Мезолит как исследовательская традиция. Часть 1. В поисках идентификации // Известия Иркутского гос. ун-та. Серия: Геоархеология. Этнология. Антропология. 2014. Т. 8. С. 15–30.

5. Бжания В.В. Неолит Кавказа // Неолит Северной Евразии / Отв. ред. С.В. Ошибкина. М.: Наука, 1996. С. 73–86.

6. Брюсов А.Я. Мезолитическая неурядица // Историко-археологический сборник: К 60-летию со дня рождения и к 35-летию науч., пед. и обществ. деятельности А.В. Арциховского. М.: Изд-во МГУ, 1962. С. 24–30.

7. Виноградов А.В. Древние охотники и рыболовы Среднеазиатского междуречья. М.: Наука, 1981 (Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции; т. XIII). 176 с.

8. Вишняцкий Л.Б. Рец. на кн.: Hunters in Transition. Mesolithic societies of temperate Eurasia and their transition to farming / Ed. Zvelibil M. Cambridge Univ. Press, 1986. VII + 194 p. // СА. 1989. № 4. С. 277–284.

9. Голованова Л.В., Дороничев В.Б., Дороничева Е.В., Кулькова М.А., Сапелко Т.В., Спасовский Ю.Н. Новые данные о неолите Северо-Западного Кавказа из Мезмайской пещеры // РА. 2016. № 3. С. 5–19.

10. Горелик А.Ф. “Неолитизация” или “субнеолитизация” Северного Понто-Каспия? // Stratum plus. 2019. № 2. С. 369–381.

11. Горелик А.Ф., Цыбрий А.В. Стоянка Орехово-Донецкое 3 в Среднем Подонцовье. К характеристике одной из поворотных вех в истории днепро-донецкого неолита // Самарский научный вестник. 2014. № 3 (8). С. 58–78.

12. Замятнин С.Н., Акритас П.Г. Раскопки грота Сосруко в 1955 году // Ученые записки Кабардино-Балкарского НИИ. Т. XIII. Нальчик: Кабардино-Балкарское кн. изд-во, 1957. С. 431–452.

13. Каменецкий И.С. (Kameneckij I.S.) Неолит юга Европейской части России // Šwiatowit. V. 3 (44), Fasc. B. Warszawa, 2001. P. 41–90.

14. Коробкова Г.Ф. Неолит Юга. Средняя Азия и Казахстан // Неолит Северной Евразии / Отв. ред. С.В. Ошибкина. М.: Наука, 1996. С. 87–134.

15. Кулаков С.А., Дятлов А.С. Некоторые данные по каменной индустрии грота Ахцу на Северо-Западном Кавказе // Кавказ в системе культурных связей Евразии в древности и средневековье. ХХХ “Крупновские чтения”. Карачаевск: Карачаево-Черкесский гос. ун-т, 2018. С. 100–102.

16. Леонова Е.В. К проблеме хронологии и культурной вариабельности каменных индустрий конца верхнего палеолита и мезолита Северо-Западного Кавказа (по материалам навеса Чыгай и пещеры Двойная) // Традиции и инновации в истории и культуре: программа фундаментальных исследований Президиума Российской академии наук. М.: ОИФН РАН, 2015. С. 77–87.

17. Лынша В.А. Мезолит – понятие археологической периодизации // Археология и этнография Восточной Сибири. Иркутск: ИГУ, 1978. С. 93–96.

18. Любин В.П. Неолитическая стоянка на р. Овечке (Карачаево-Черкесия) // Труды Карачаево-Черкесского НИИ истории, языка и литературы. Вып. V: Серия историческая. Ставрополь: Ставропольское кн. изд-во, 1966. С. 261–264.

19. Манько В.О. Хронологiя фiнальнопалеолiтичних-неолiтичних крем’яних iндустриiй Криму. Київ: Шлях, 2011 (Археологiчний Альманах; вип. 26). 228 с.

20. Манько В.О. Iдеї Г. Чайлда та їх застосування для вивчення неолiту схiдної Європи // Археологiя. 2013. № 1. С. 16–32.

21. Ошибкина С.В. Понятие о неолите // Неолит Северной Евразии / Отв. ред. С.В. Ошибкина. М.: Наука, 1996. С. 6–9.

22. Трифонов В.А. Существовал ли на Северо-Западном Кавказе неолит? // Адаптация культур палеолита – энеолита к изменениям природной среды на Северо-Западном Кавказе. СПб.: Теза, 2009. С. 84–93.

23. Формозов А.А. Каменный век и энеолит Прикубанья. М.: Наука, 1965. 160 с.

24. Формозов А.А. О термине “мезолит” и его эквивалентах // СА. 1970. № 3. С. 6–11.

25. Формозов А.А. Каменномостская пещера – многослойная стоянка в Прикубанье // Палеолит и неолит СССР. Т. 6. Л.: Наука, 1971 (МИА; № 173). С. 100–116.

26. Цыбрий А.В. Неолит Восточного Приазовья и долины Маныча: дис. … канд. ист. наук: 07.00.06. СПб., 2005. 252 с.

27. Rostunov V.L., Ljachov S., Reinhold S. Cmi – Eine Freilandfundstelle des Spätmesolithikums und Frühneolithikums in Nordossetien (Nordkaukasus) // Archäologische Mitteilungen aus Iran und Turan. Band 41. 2009. S. 47–74.

28. Vasiliev I., Vybornov A., Comarov A. The Mesolithic of the North Caspian Sea Area. Samara, 2015. 40 p.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести