Везде
Детское погребение VII века из раскопок Бесланского могильника в фокусе комплексного междисциплинарного исследования
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Детское погребение VII века из раскопок Бесланского могильника в фокусе комплексного междисциплинарного исследования
Аннотация
Код статьи
S086960630014443-6-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Коробов Дмитрий Сергеевич 
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Чечеткина О. Ю.
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Медникова Мария Борисовна
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Москва, Россия
Выпуск
Номер 4
Страницы
65-81
Аннотация

Комплексное изучение детских захоронений в последние десятилетия становятся одним из наиболее актуальных направлений археологических исследований. Особенности погребального обряда ювенильных индивидуумов, их болезни, параметры физического развития служат важным индикатором состояния социума, как в зеркале отражая исторический момент и особые культурные традиции. Настоящая работа представляет результаты изучения погребения ребенка, необычного по археологическому контексту и по данным антропологии. Оно было совершено в подбое на периферии кургана 876 в захоронении 2 Бесланского курганного катакомбного могильника (РСО-Алания), относящегося к сер. VII в. н.э. Мультидисциплинарный анализ костных останков дает основание предположить, что этот индивид 4-5 лет, с бронзовой цепью на шее на момент похорон, на протяжении своей короткой жизни испытывал неоднократные физиологические стрессы и подвергался значительным физическим нагрузкам, причем отставал от современных стандартов по темпам роста почти в два раза. Но голова этого ребенка подверглась преднамеренной деформации, и на его лобной кости есть следы обширной трепанации без признаков заживления, что не исключает высокого прижизненного социального статуса этого погребенного и/или его родителей.   

Ключевые слова
Северный Кавказ, аланы, раннее средневековье, биоархеология детства, палеопатология, искусственная деформация головы, трепанация
Классификатор
Получено
31.03.2021
Дата публикации
15.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
99
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
920 руб. / 16.0 SU
1 Осенью 2020 г. во время археологических исследований Бесланского курганного катакомбного могильника (Республика Северная Осетия – Алания) было обнаружено необычное погребение ребенка, совершенное в подбое на периферии кургана 876. Основное захоронение данного кургана было совершено в классической для аланской культуры Северного Кавказа Т-образной катакомбе и, несмотря на совершенное в древности ограбление, содержало ряд предметов, относящихся к середине VII в. н.э. (Коробов и др., в печати; Korobov et al., in press). Очевидно, что подбойное погребение ребенка было устроено одновременно с основным захоронением и должно относиться к тому же времени.
2 Бесланский курганный катакомбный могильник – один из крупнейших некрополей раннего этапа аланской культуры II–IV вв. н.э. на Северном Кавказе. История его изучения насчитывает уже более 30 лет. К моменту начала наших полевых работ на данном некрополе было исследовано более 870 погребальных комплексов аланской культуры III – конца IV в. н.э., а также более 20 захоронений позднекатакомбной культуры, комплекс раннескифского времени и около 10 погребений II в. до н.э. – I в. н.э. (Дзуцев, Малашев, 2015. С. 10). Большая часть исследованных захоронений некрополя происходят с одного участка и датируются в узких пределах около середины III в. н.э., поэтому раскопки 2020 г. ставили своей целью установление пространственных границ некрополя и уточнение хронологических рамок его бытования. Описываемый в данной работе комплекс происходит с участка могильника, расположенного в 230 м к востоку от внешнего рва Зильгинского городища, на окраине его неукрепленного посада. Здесь в ходе анализа космического снимка и проведения магнитометрического обследования были зафиксированы квадратные и кольцевые ровики вокруг подкурганных погребений, три из которых были раскопаны (Коробов и др., в печати; Korobov et al., in press).
3 Погребение 2 (рис. 1, 1, 2) находилось в западной части кург. 876, ограниченного квадратным ровиком размерами 15.5 × 16.5 м с двумя неширокими перемычками с северной и южной стороны. Размеры входной ямы трапециевидной формы на уровне зачистки – 1.4 × 0.5-0.6 м, глубина – 0.5 м. В западной стенке находился вход в подбойную нишу шириной 0.9 м и высотой 12 см; ниша овальной формы размерами 1.2 × 0.4 м и высотой 0.3 м. Вход был заложен крупными кусками глины. На дне ниши в вытянутом положении на спине, головой на ССВ, лежал скелет ребенка. Голова его была повернута на правую сторону. С левой стороны у головы находился небольшой горшочек (рис. 1, 3), на шее – крупная бронзовая цепь (рис. 1, 4), очевидно, связанная крайними звеньями с помощью кожаного шнурка, который истлел.
4 Рис. 1. Погребение 2 кургана 876 Бесланского курганного катакомбного могильника: 1 – план и разрез погребения (1 – керамический сосуд, 2 – бронзовая цепочка); 2 – вид на погребение с ЮЮВ; 3 – керамический сосуд; 4 – бронзовая цепочка. Условные обозначения: а – глиняная забутовка входа в камеру. Fig. 1. Grave 2, mound 876 of the Beslan mound catacomb cemetery
5 Комплексное изучение детских захоронений в последние десятилетия становятся одним из наиболее актуальных направлений археологических исследований (Mays et al., 2017). Особенности погребального обряда ювенильных индивидуумов, их болезни, особенности физического развития служат важным индикатором состояния социума, как в зеркале отражая исторический момент и особые культурные традиции (Медникова, 2017). Настоящая работа представляет результаты междисциплинарного исследования указанного детского погребения, имевшего весьма интересные археологические и антропологические особенности, которые могут быть важны для понимания образа жизни аланского населения в период упадка некогда крупного поселения.
6 Методы исследования. Производились определения диафизарных длин, наибольшего и наименьшего диаметров, окружностей диафизов плечевых и бедренных костей в середине, наименьших периметров диафиза на костях предплечья и голени.
7 Длина тела была определена по методам Ж. Оливье, А. Палкама и соавторов (Forensic Anthropology, 1978. P. 90; Palkama et al., 1965).
8 Регистрировались маркеры физиологического стресса на костях и зубах, оценивалось присутствие палеопатологий. В рамках дифференциальной диагностики использовались диагностические таблицы, составленные для разграничения наиболее распространенных заболеваний детского возраста (Медникова, 2017. С. 84–89). Костные и зубные останки были исследованы с использованием цифровой микрофокусной рентгенографии на стационарном аппарате ПРДУ-02. Считывание изображения производилось с фосфорных пластин при помощи рентгеновского сканера CR-35 SEC №X000241.
9 Идентификация биологического возраста погребенного выполнялась на основании оценки критериев развития зубной системы по рентгенограммам верхней и нижней челюсти. Регистрация маркеров физиологического стресса (линий Гарриса) производилась на рентгенограммах плечевых, лучевых, локтевых, бедренных, больше- и малоберцовых костей, выполненных в двух проекциях.
10 Результаты
11 Оценка степени сохранности скелетных останков. Свод черепа представлен комплементарными фрагментами лобной кости, фрагментом теменной. Имеются верхняя челюсть и фрагмент нижней, парные ключицы, позвонки всех отделов, рукоятка грудины, разрушенные лопатки, несросшиеся элементы тазовых костей (подвздошные, седалищные, лобковые кости), кости кисти, плечевые, лучевые, локтевые, бедренные, большеберцовые, малоберцовые, кости стопы (рис. 2).
12 Рис. 2. Степень сохранности скелетных останков. Fig. 2. The degree of preservation of skeletal remains
13 На правой ключице, лопатке, рукоятке грудины и позвонках шейного отдела видны следы окислов металла зеленого цвета, скорее всего, способствовавших хорошей сохранности скелетных останков индивидуума в целом. Так, правая ключица сохранилась лучше левой, благодаря длительному контакту с медной цепочкой на шее погребенного. Медь проникла в верхний, периостальный слой костной ткани, что было хорошо видно на рентгенограмме с увеличением.
14 Определение биологического возраста индивидуума. На фрагментах верхней челюсти в альвеолярном сочленении присутствуют молочные зубы. На верхней челюсти справа сохранились первый и второй молочные моляры, слева второй молочный моляр. На фрагменте нижней челюсти в альвеолярном сочленении зубы не сохранились. Остальные зубы находятся отдельно от челюсти.
15 На микрофокусных рентгенограммах можно наблюдать закладки постоянных зубов. На снимках фрагментов верхней и нижней челюсти видны закладки передних резцов, клыков и премоляров (рис. 3). При определении стадии их формирования (Ubelaker, 1978), резец и клык находятся на начальном этапе образования корней. На стенках пульповой камеры видны прямые линии в односторонних зубах. У премоляра наблюдается стадия осаждения дентина, и видна камера пульпы. На верхней челюсти справа можно увидеть в закладке первый постоянный моляр (прорезается у детей в возрасте 6 лет). При оценке стадии зубообразования первого моляра можно сказать, что начато формирование корня. Таким образом, опираясь на радиологическое исследование, можно заключить, что ребенку было от 4 до 5 лет.
16 Рис. 3. Микрофокусные рентгенограммы фрагментов верхней (А) и нижней (Б, В) челюсти. Fig. 3. Microfocus radiographs of fragments of the upper (А) and lower (Б, В) jaws
17 Особенности физического развития ребенка. На поверхности плечевых костей акцентированы элементы рельефа в месте прикрепления некоторых мышц (межбугорковая борозда и область дельтовидной бугристости) (Медникова, 1998). Это не слишком обычно для столь юного возраста, что может свидетельствовать о раннем приобщении к физическим нагрузкам. На рентгенограммах плечевых костей в области метафизов видны оформленные балки костного вещества, которые также можно интерпретировать как следствие стабильной нагрузки на пояс верхних конечностей (рис. 4).
18 Рис. 4. Микрофокусные рентгенограммы плечевых костей. Fig. 4. Microfocus radiographs of the humeri
19 На левой лучевой кости выявлена энтесопатия в виде костного разрастания в верхней трети межкостного края. На правой кости такой энтесопатии нет, но присутствуют очевидные изменения бугристости лучевой кости.
20 Правая ключица имеет плоский и одновременно скрученный по продольной оси диафиз. Рассмотрение контрольных средневековых образцов – ключиц детей сходного возраста из раскопок в Ярославле – показывает, что такая уплощенность диафиза ключицы была для них нетипична. На нижней части стернального конца имеется небольшое костное разрастание, определяемое при пальпации. Хорошо обозначена трапециевидная линия. Акцентированный рельеф говорит о тренированности дельтовидной и большой грудной мышц.
21 Одновременно обращает на себя внимание асимметрия в развитии правой и левой (хуже сохранившейся) ключиц, что может отражать разную специфику нагрузок на правую и левую руку, возможно, превышающих обычную диспропорцию при выраженной праворукости. Кости отличаются по степени скрученности диафизов, сечение левой ключицы несколько меньше (максимальный и минимальный диаметры в середине диафиза 5 × 4 мм справа и 5 × 3 мм слева).
22 Все вместе дает основания для реконструкции типа постоянных биомеханических воздействий, как считается, не типичных для 4-5-летнего возраста. Эти нагрузки задействовали двуглавую мышцу плеча (сгибание плеча и поворот предплечья в локтевом суставе на левой руке, сгибание кисти в лучезапястном суставе и дистальных фаланг II–V пальцев на правой руке).
23 Кроме того, симметричное развитие дельтовидной бугристости указывает на характерные движения, связанные с активностью дельтовидной мышцы, которая отвечает за отведение руки до горизонтального уровня, сгибание и разгибание плеча.
24 Результаты измерения диафизарных длин трубчатых костей представлены в табл. 1.
25 Таблица 1. Морфометрическая характеристика трубчатых костей ребенка из раскопок Бесланского могильника (курган 876, погребение 2), мм
26 Table 1. Morphometric characteristics of the tubular bones of the child from the excavations at the Beslan cemetery (mound 876, grave 2)
Кости (правая/левая) Lmax Окружность Dмax Dмin Зубной возраст Скелетный возраст
Плечевая 135/136 38/39 12/12 9/9 4-5 лет 2.5 года (Maresh, 1970)
Лучевая 100/101 24/25 –/– –/– –
Локтевая 111/114 22/23 –/– –/– –
Бедренная 182/182 44/44 13/13 12/12 –
Большеберцовая 145/145 44/44 15/15 12/12 –
Малоберцовая –/143 –/26 –/8 –/5 –
Ключица 81/– 19/– –/– –/– – 5 лет (Black, Scheuer, 1996)
27 Длина тела ребенка, определенная по методу Ж. Оливье, составила 106.5 см. Длина тела, определенная по методу Палкама и соавторов, в основу которого положены измерения диаметров на рентгенограммах бедренных костей, существенно отличается и вряд ли может быть признана достоверной – 83.8+7.5 см. Данный результат важен, поскольку косвенно свидетельствует о грацильности диафизов трубчатых костей при соотнесении с размерами детей ХХ в.
28 Для понимания особенностей физического развития ребенка из Бесланского могильника были привлечены сравнительные синхронные и диахронные материалы. Как можно видеть из табл. 1, сравнение с современными стандартами, полученными путем изучения американских детей известного пола и возраста в ХХ в., показывает, что продольные размеры тела аланского ребенка соответствуют размерам тела детей 2.5 лет, и только развитие ключицы соответствует параметрам, характерным сегодня для возраста 4-5 лет.
29 Более информативным для оценки физического развития ребенка из Бесланского могильника может стать рассмотрение длин трубчатых костей на фоне материалов эпохи раннего средневековья (табл. 2). Это выборка погребений VI–VII вв. из Альтенэрдинга (могильник эпохи миграций, Верхняя Бавария, Sundick, 1978), выборка VII–IX вв. из Южной Моравии (Stloukal, Hanakova, 1978), две англосакские группы из Беринсфилда и Экзетера в Британии (Hoppa, 1992), а также данные, полученные при обследовании ювенильных останков из аланских погребений элитного участка могильника Клин-Яр III и потомков алан из погребений Новохарьковского могильника (измерения М.Б. Медниковой; Buzhilova et al., 2018; Медникова, 2002). Как можно видеть, дети из Альтенэрдинга в том же возрасте были в среднем миниатюрнее бесланского ребенка. Славянские дети из Моравии были самыми крупными. Четырехлетние дети англосаксов могли уступать размерами ребенку из Бесланского могильника, прежде всего, за счет редукции размеров нижней конечности. Дети Клин-Яра уже в 2-3 года обладали сходными размерами голени при сравнении с 4-5-летним ребенком из кургана 876. Наконец, потомки алан, жившие в XIV в. на территории Воронежской области, демонстрируют близкие размеры тела в 2-3 года, то есть в 4-5 лет они были также значительно выше бесланского ребенка.
30 Таблица 2. Диафизарные длины трубчатых костей ребенка из Бесланского могильника на фоне измерений средневековых детей сходного возраста, мм
31 Table 2. Diaphyseal lengths of the tubular bones of the child from the Beslan cemetery compared to those of medieval children of a similar age, mm
Кости Беслан, кург. 876 погр. 2, аланы Альтенэрдинг, эпоха Великого переселения народов Микульчице, Новый замок, Вирт, славяне Беринснфилд, англосаксы Экзетер, англосаксы Клин-Яр III, аланы Новохарьковский, потомки алан, XIV в.
Плечевая 136 130.7 (5 лет) 139.5 (4 года) 152.1 (5 лет) 188 (5.4 года) 137 (4 года) – 131.5 (2-3 года) 130 (3-4 года)
Лучевая 101 95–98 (4-5 лет) 110 (4 года) 115 (5 лет) – – – 100 (2-3 года)
Локтевая 114 103–108 (4-5 лет) 119.6 (4 года) 123.3 (5 лет) – – – 111 (2-3 года)
Бедренная 182 162–165 (4-5 лет) 184.8 (4 года) 203.3 (5 лет) 253 (5.4 года) 174 (4 года) 173 (2-3 года) 179 (2-3 года) 209 (4-5 лет)
Большеберцовая 145 – 155.2 (4 года) 164.4 (5 лет) – – 147 (2-3 года) 169 (4-5 лет)
Малоберцовая 143 – 150.8 (4 года) 158.0 (5 лет) – – – –
32 Индикаторы физиологического стресса и палеопатологии. Зубы рассматриваемого индивида без аномалий в развитии, в том числе, на коронках молочных зубов отсутствует эмалевая гипоплазия, что свидетельствует о хорошем здоровье матери этого ребенка во время беременности.
33 На рентгенограммах трубчатых костей обнаружены линии Гарриса – индикаторы задержек роста под влиянием физиологического стресса. Больше всего линий Гарриса присутствует в нижнем метафизе бедренной кости (5 негативных эпизодов), причем самая ранняя ЛГ отражает прерывание роста ребенка на первом году жизни. На рентгенограммах бедренных и большеберцовых костей в боковой проекции также хорошо видны последствия искривления диафизов (рис. 5, а, б).
34 Рис. 5. Микрофокусные рентгенограммы бедренных (А) и большеберцовых (Б) костей. Боковая проекция. Fig. 5. Microfocus radiographs of the femoral (А) and tibial (Б) bones. Side projection
35 При осмотре верхних клыков двух резцов верхней челюсти и резца нижней челюсти наблюдаются пришеечные дефекты дентина, локализованные на лингвальной и на внешней поверхности зуба. Особенно выражены патологические изменения на внешней поверхности нижнего резца, эти проявления предположительно можно соотнести с так называемым клиновидным дефектом (рис. 6, а). На жевательной поверхности клыка верхней челюсти наблюдается незначительное кариозное поражение (рис. 6, б). На поверхности зубов механических повреждений не выявлено.
36 Рис. 6. Зубные патологии: А – клиновидный дефект на буккальной поверхности корня нижнего молочного резца; Б – начальный кариес на жевательной поверхности верхнего клыка. Fig. 6. Dental pathology
37 На задних стенках глазницы локализованы слабые проявления cribra orbitalia – признака, сопутствующего анемии. В области шейки бедренных костей нами отмечен признак сходной этиологии – cribra femoris.
38 При осмотре лобной кости наблюдаются последствия искусственной модификации черепа по типу высокой кольцевой деформации. Поэтому некоторые выявленные аномалии на краниальном своде могут быть признаками, сопутствовавшими тугому пеленанию головы этого ребенка в рамках этой культурной традиции.
39 Так, правая и левая части лобной кости не срослись, т.е. при жизни ребенка метопический шов был полностью не облитерирован. При осмотре эндокрана на лобной кости выявлено большое количество пальцевидных вдавлений, последствий повышенного внутричерепного давления, в целом, характерного для детей этого возраста. Впрочем, возможно, параметры интракраниального давления были усугублены преднамеренной деформацией головы, который подвергся ребенок. На фрагменте теменной кости наблюдаются отпечатки сосудов венозного синуса и пальцевидные вдавления, что подтверждает высокое внутричерепное давление у ребенка.
40 В верхней части фрагментов лобной кости наблюдается сквозное отверстие подокруглой формы, с поперечным диаметром 28 мм. Судя по ровному контуру этой перфорации, она искусственного происхождения. Прилегающая часть теменных костей, на которую могло распространиться это отверстие, не сохранилась. Наружные края перфорации ровные и гладкие. И, хотя нижний слой свода со стороны эндокрана посмертно разрушен, на ограниченном участке можно видеть следы инструментального воздействия (рис. 7, а–в). Скорее всего, отверстие было вырезано острым ножом. На рентгенограмме лобной кости область сквозного дефекта не несет следов воспаления или заживления, следовательно, трепанация была сделана перед смертью ребенка или даже посмертно.
41 Рис. 7. Возможная трепанация в верхней части чешуи лобной кости: А – общий вид; Б – возможные следы инструментального воздействия; В – микрофокусная рентгенограмма краниального дефекта без признаков заживления или воспалительного процесса. Fig. 7. Possible trepanation in the upper part of the frontal bone scales
42 Кроме того, области прикрепления мышц и связок сочетаются с распространением на костных поверхностях множества поротических изменений, возможно, вследствие генерализованной патологии. Диафизы бедренных костей сильно скручены.
43 В рамках дифференциальной диагностики были рассмотрены варианты различных хронических заболеваний ребенка из Бесланского могильника: туберкулеза и бруцеллеза, рахита, цинги, анемии.
44 Из совокупности признаков, сопутствующих туберкулезу, были встречены только наиболее неспецифические – периостит в метафизах бедренных, большеберцовых, плечевых костей, Cribra femoris, множественные линии Гарриса. Специально проведенное обследование элементов позвоночного столба, рентгенографическое обследование суставов и мелких трубчатых костей не выявило очагов деструкции. Впрочем, на передней поверхности тел позвонков наблюдаются слабые периостальные реакции (возможные последствия гиперваскуляризации вследствие молодого возраста или патологии, на проявления которых накладываются тафономические изменения).
45 Больше всего манифестаций рахита: порозность стенки глазницы, поротические изменения в местах костно-хрящевого перехода, бедренные кости изогнуты в передне-заднем направлении, большеберцовые диафизы изогнуты и развернуты в нижней трети, изогнуты диафизы костей предплечья, нижний метафиз правой плечевой кости изогнут в переднем направлении. В метафизарной зоне трубчатых костей видны пороз и “огрубление”, эпифизы имеют “вельветовую” поверхность. Метафизы трубчатых костей расширены, на рентгене обнаруживаются слоистые структуры.
46 Наличие цинги не подтверждается. Из признаков анемии (малокровия, которое может иметь различную этиологию), как отмечалось, встречены Cribra orbitalia и Cribra femoris.
47 Обсуждение. Наиболее представительная выборка раннесредневековых детских захоронений (304 погребения), используемая для сравнения с рассматриваемым погребением Бесланского могильника, происходит с древнеславянского кладбища Микульчице в Южной Моравии и датируется IX в. К этой выборке исследователями были добавлены не столь многочисленные материалы (32 скелета) из раскопок в Новом Замке и Вирте, которые датируются VII–VIII вв. (Stloukal, Hanakova, 1978).
48 М. Стлоукал и Х. Ханакова сравнивали реконструированную длину тела детей из этих раскопок с длиной тела чешских детей, обследованных в 1961 г. (Stloukal, Hanakova, 1978. Р. 63). Оказалось, что при сходных параметрах при рождении раннесредневековые дети в возрасте 4 и 5 лет на 4-5 см были выше чешских детей в этом возрасте (после 8 лет эти отличия полностью сглаживались, а после 10 лет дети ХХ в. демонстрировали резкие прибавки длины тела в отличие от детей из археологической выборки). Длина тела раннесредневековых детей в Южной Моравии в 4 года соответствовала 109 см, а в 5 – 114 см, в то время как их ровесники на той же территории в 1961 году имели длину тела 103 и 109 см соответственно. Напомним, что для ребенка из Бесланского могильника по той же формуле Ж. Оливье реконструирована длина тела 106.5 см, что отличает его, от, в целом, более миниатюрных раннесредневековых детей из Альтенэрдинга, Беринсфилда и Экзетера. Если же сравнивать продольные размеры костей ребенка из Бесланского могильника с соответствующими длинами, известными для раннесредневековых алан и их потомков, то есть основания думать, что в 4-5 лет дети с элитного участка Клин-Яра III и из Новохарьковской группы были намного крупнее. Поскольку, даже с учетом воздействия генетических факторов, рост ребенка является в определенном смысле зеркалом качества его жизни, можно заключить, что короткая жизнь ребенка из Бесланского могильника протекала не в столь благоприятных условиях.
49 Независимым доказательством этого тезиса может служить наличие дефектов дентина и кариеса на молочных зубах, а также множественных линий Гарриса на рентгенограммах трубчатых костей ребенка, запечатлевших неоднократные физиологические стрессы, самый ранний из которых, очевидно, отражает негативный эпизод в конце первого года жизни.
50 Вместе с тем, похоже, что физиологические стрессы в раннем детстве были характерны для алан. Например, по сравнению с представителями кобанской культуры и населения сарматского времени, аланская выборка Клин-Яра обнаруживает самый высокий процент физиологических стрессов раннего детства, запечатленных в эмалевой гипоплазии (55.6%) и линиях Гарриса (71.4%), в равной мере характерных для мужчин и женщин. У мужчин и женщин различных возрастных категорий были встречены последствия рахита, но анемия и цинга наблюдались лишь одном случае, у ребенка (Buzhilova et al., 2018. P. 175).
51 При подготовке данной публикации нами был заново осмотрен скелет ребенка из погребения 371 (2) могильника Клин-Яр III, на котором выражен целый комплекс патологических проявлений – последствия геморрагий на экзо- и эндокране, в метафизах плечевой, бедренной и большеберцовой костей, возможные следы воспалительного процесса в области слухового прохода. Большеберцовая кость этого ребенка изогнута в передне-заднем направлении, что может указывать на рахит. На верхней и нижней челюсти не сформированы закладки коронок молочных зубов (подтверждено рентгенографически), что означает отставание в физическом развитии. Итак, аланский младенец, страдавший от авитаминоза С, D и сопутствующей инфекции, умер до года, т.е. в возрасте, когда в жизни бесланского ребенка появились первые физиологические стрессы и также возник рахит. Еще один ребенок из могильника Клин-Яр III (погребение 382 (3)), по нашим данным, за свою короткую трехлетнюю жизнь успел пережить несколько серьезных негативных эпизодов, запечатленных в линиях Гарриса на рентгеновских снимках трубчатых костей.
52 Другим фактором, осложнявшим реализацию генетического потенциала в процессе роста, могла стать хроническая витаминная недостаточность. На скелете ребенка из Бесланского могильника зафиксированы множественные проявления авитаминоза D, что, помимо манифестаций рахита, означает ослабление иммунной системы. Также он страдал от анемии, этиология которой в данном случае не вполне ясна и могла включать широкий спектр причин.
53 Особого внимания заслуживают последствия прижизненных и, возможно, посмертных манипуляций, обнаруженных при обследовании черепа ребенка. Прежде всего, стоит отметить, что, начиная с младенчества, его голова подверглась процедуре преднамеренной деформации, и к моменту смерти череп уже имел характерную конусовидную форму, что можно видеть по трансформации лобной кости. По мнению С.Ю. Фризена, также проводившего изучение черепа рассматриваемого ребенка, данная деформация, с валиком в области bregma и постбрегматическим вдавлением является типичной для раннеаланских краниологических серий, происходящих из подкурганных катакомбных могильников Центрального Предкавказья III – первой половины V в. н.э. (Малашев, Фризен, 2020. С. 461, 465). У ребенка из Бесланского могильника область брегмы была затронута оперативным вмешательством при трепанации, прилегающие теменные кости не сохранились, но в верхней части чешуи лобной кости наблюдается отчетливая уплощенность, возникшая в процессе преднамеренной деформации, особенно заметная при сопоставлении с недеформированным черепом ребенка такого же возраста из раскопок средневекового города Ярославля (рис. 8).
54 Рис. 8. Лобные кости детей 4-5 лет: 1 из средневекового Ярославля (недеформированы); 2 – из Бесланского могильника (со следами искусственной деформации). Fig. 8. Frontal bones of 4–5-year-old children: 1 – from medieval Yaroslavl (undeformed); 2 – from the Beslan cemetery (with traces of artificial deformation)
55 Искусственная деформация головы – феномен, широко распространенный в раннем средневековье. Степень его изученности у алан до сих пор нельзя признать доскональной. Бинтованию головы подвергали маленьких детей обоих полов, но не всех. Так, в аланской выборке Клин-Яра III этому обряду подверглись 54% обследованных (14 из 26), среди них было 7 женщин, 5 мужчин и 3 ребенка (Buzhilova et al., 2018. P. 156). Есть основания предполагать, что эта модификация тела человека часто сопутствовала лицам высокого социального статуса (Коробов, 2016). И, очевидно, она выполнялась женщинами, сведущими в этом обряде, т.е. в каком-то смысле передача этого культурного кода может быть уподоблена наследованию митохондриальной ДНК (Медникова, 2006).
56 Во-вторых, на лобной кости в области брегмы было вырезано отверстие округлой формы. Эта трепанация не имеет следов заживления, то есть была сделана совсем незадолго до смерти или посмертно.
57 Символические и реальные трепанации – широко распространенная практика эпохи раннего средневековья, неоднократно встреченная у болгар, древних венгров, носителей салтово-маяцкой культуры и франков меровингского времени и становившаяся предметом обсуждения специалистов (Anda, 1951; Bartucz, 1966; Nemeskeri et al., 1965; Yordanov, Dmitrova, 1991; Боев, 1965; Медникова, 2001; 2018; Решетова, 2012; и др.). Несмотря на непрекращающиеся дебаты о медицинской или ритуальной подоплеке этих действий косвенным доказательством религиозной составляющей трепанирования можно рассматривать его запрет в Венгрии в правление короля Стефана Святого, совпавший с принятием христианства (Медникова, 2001. С. 245).
58 В качестве ближайшего аналога новому случаю можно предложить предсмертную или посмертную трепанацию, обнаруженную на черепе подростка 12 лет из погребения № 5 Таганского могильника, отнесенного авторами раскопок Ю.П. Матвеевым и М.В. Цыбиным к VII в. В могиле помимо скелета хорошей сохранности находились останки взнузданного и оседланного коня, в области головы умершего справа – раковины каури и серебряное кольцо. При обследовании этого скелета нами были отмечены малые длины и периметры трубчатых костей, резко контрастировавшие с зубным возрастом. Это означало, что ребенок еще не вступил в фазу пубертатного ростового скачка и заметно отставал по темпам развития, особенно от современных стандартов. При этом он был тренирован, и испытанные им физические нагрузки преимущественно приходились на пояс верхних конечностей. Примечательно, что на его лобной кости примерно в 3 см от верхнего края левой глазницы было расположено сквозное отверстие правильной овальной формы, размером 31 × 19 мм, вырезанное острым ножом (Медникова, 2001. С. 254, 255. Рис. 10.2). У этого же ребенка были обнаружены патологические изменения костной ткани, предположительно, типичные для бруцеллеза (Бужилова, 2005. С. 194, 195).
59 Ребенок из Бесланского могильника относится к другой возрастной категории (периоду первого детства), но тоже отличается задержкой роста. Трепанация у него была выполнена в аналогичной технике и, возможно, сходным инструментом. Признаков, соответствующих хронической инфекции наподобие бруцеллеза или туберкулеза, в данном случае не выявлено. Но очевидно, что у ребенка был рахит, анемия и он пережил серию неблагоприятных эпизодов, связанных с голодом или лихорадочными состояниями, в самом раннем детстве. В свете данных концепции “остеологического парадокса” (Wood et al., 1992) наличие палеопатологических проявлений на скелетных останках индивидуумов из археологических раскопок иногда означает повышенную сопротивляемость организма в ответ на стрессирующее воздействие, и, рассуждая логически, не самый низкий социальный статус.
60 Присутствие предсмертной трепанации уникально – возможно, это один из самых юных индивидуумов этой эпохи, подвергнутых подобной операции. Тщательно выполненная искусственная деформация головы и следы сложной, хотя и неуспешной, операции не подтверждают гипотезу о низком социальном статусе.
61 Медная цепь на шее в момент погребения этого маленького человека – очень необычная находка. Ее вес (26 г) мог быть весьма ощутим, если этот атрибут носился постоянно и задолго до смерти. К сожалению, химический анализ из-за очевидной посмертной контаминации металлом не может дать ответ о длительности ношения цепи. Позвонки шейного отдела представлены отдельными элементами, поскольку для этого возраста еще не закончено синостозирование, поэтому оценить возможную деформацию костных структур из-за внешнего воздействия в данном случае не представляется возможным.
62 Вовлеченность ребенка в постоянную физическую активность, приходившаяся преимущественно на верхний пояс конечностей, не обязательно отражает его низкое социальное положение. Мы не можем исключить, что встреченные нами особенности скелетной гипертрофии и костных перестроек могут отражать ранние тренировки, связанные с приобщением к оружию, например, к луку (если это был мальчик) или вовлечение в хозяйственную деятельность (если это была девочка).
63 красный интервал – сделать отбивку
64 Проведенный мультидисциплинарный анализ костных останков погребения ребенка из подбойного захоронения 2 кургана 876 Бесланского курганного катакомбного могильника дает основание предположить, что на протяжении короткой жизни 4-5 лет этот индивид испытывал неоднократные физиологические стрессы и имел значительные физические нагрузки. Сочетание этих факторов с периферийностью погребения и особенностями погребального инвентаря – присутствием на шее у погребенного массивной бронзовой цепи, не очень напоминающей украшение – делает соблазнительной версию о зависимом статусе этого ребенка. Однако, такие признаки как искусственная деформация черепа и наличие следов трепанации (сложной и рискованной операции), которые могут рассматриваться как свидетельства высокого прижизненного социального статуса этого погребенного и/или его родителей, не позволяют однозначно отнести обладателя данного захоронения к представителям низкого слоя населения Зильгинского городища в период финального этапа его существования. Представленное здесь погребение вместе с другими захоронениями кург. 876 и 877 на исследованном в 2020 г. участке Бесланского курганного катакомбного могильника, очевидно, относится к последним могилам, устроенным возле окраины городища, которое прекращает свое существование в VII в. (Arzhantseva et al., 2000. P. 244; Гавритухин, 2007; Коробов и др., в печати). Не исключено, что выпавшие на долю ребенка из погр. 2 кург. 876 нелегкие жизненные испытания отражают общую ситуацию затухания жизни на этом когда-то крупнейшем поселенческом памятнике алан Центрального Предкавказья.

Библиография

1. Боев Я. Символични трепанации от СССР // Известия на Института по Морфология. 1965. Kh. XI. С. 113-127.

2. Бужилова А.П. Homo sapiens: история болезни. М.: ИА РАН, Языки славянской культуры, 2005. 320 с.

3. Гавритухин И.О. «К вопросу о верхней дате городища Зилги» // Три четверти века. Д.В. Деопику - друзья и ученики. М.: Памятники исторической мысли, 2007. С. 482–486.

4. Дзуцев Ф.С., Малашев В.Ю. Бесланский археологический комплекс раннеаланской эпохи (некоторые итоги исследований 1988–2014 гг.). Владикавказ: Проект-Пресс, 2015. 112 с., ил. (Алано-Кавказская библиотека)

5. Коробов Д.С. Социальная стратификация населения Кисловодской котловины V-VIII вв. по материалам могильника Клин-Яр 3 // КСИА. 2016. Вып. 244. С. 48-64.

6. Коробов Д.С., Малашев В.Ю., Фассбиндер Й. «Работы на Зильгинском городище и Бесланском могильнике: новые методы обследования» // Сборник в честь юбилея В.Б. Ковалевской. М.: ИА РАН, 2021. В печати.

7. Малашев В. Ю., Фризен С. Ю. Краниологические материалы из могильников аланской культуры Северного Кавказа III – первой половины V в. н. э. // КСИА. 2020. Вып. 260. С. 459-481.

8. Медникова М.Б. «Описательная программа балловой оценки степени развития рельефа длинных костей» // Историческая экология человека. Методика биологических исследований. М.: Старый Сад, 1998. С. 151-169.

9. Медникова М.Б. Трепанации у древних народов Евразии. М.: Научный Мир, 2001. 304 с.

10. Медникова М.Б. «Особенности скелетной конституции погребенных» // Новохарьковский могильник эпохи Золотой Орды. Воронеж: МИОН, 2002. С. 129-145.

11. Медникова М.Б. «Феномен искусственной деформации головы: евразийский контекст» // Искусственная деформация головы человека в прошлом Евразии. Отв. ред. М.Б. Медникова. OPUS: Междисциплинарные исследования в археологии. Вып. 5. М.: ИА РАН, 2006. С. 206-229.

12. Медникова М.Б. Биоархеология детства в контексте раннеземледельческих культур Балкан, Кавказа и Ближнего Востока. M.: ИА РАН, 2017. 223 с.

13. Медникова М.Б. После Брока. Трепанации эпохи неолита из коллекции Прюньера в Музее Человека. М.: ИА РАН, 2018. 208 c.

14. Решетова И.К. Описание индивидов с трепанированными черепами среди носителей салтово-маяцкой культуры: медицинская практика или культ? // Этнографическое обозрение. 2012. № 5. С. 151-157.

15. Anda T. Recherches archéologiques sur la pratique médicale des Hongrois a l'époque de la conquete du pays // Acta archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. 1951. T. 1. P. 7-316.

16. Arzhantseva I.A., Deopik D.V., Malashev V.Y. Zilgi – Early Alan Proto-City of the First Millenium AD on the boundary between Steppe and Hill Country // Les Sites archéologiques en Crimée et au Caucase durant l’Antiquité tardive et le haut Moyen-Age / Ed. par: M. Kazanski, V. Soupault. Leiden; Boston; Köln: Brill, 2000. P. 211-250. (Colloquia Pontica; № 5).

17. Bartucz L. A praehistoricus trepanacio es orvostorteneti vonatkozasu sirleletek. Palaeopathologia III. Budapest, 1966. P. 606.

18. Black S.V., Scheuer J.L. Age changes in the clavicle: from the early neonatal period to skeletal maturity // International Journal of Osteoarchaeology. 1996. Vol.6. P.425-434.

19. Buzhilova A.P., Dobrovolskaya M.V., Mednikova M.B., Bogatenkov D.V., Lebedinskaya G.V., 2018. The human bones from Klin-Yar III and IV // Ritual, society and population at Klin-Yar (North Caucasus) Excavations 1994 – 1996 in the Iron Age to early medieval cemetery. A. B. Belinskij and H. Härke (eds.). Berlin: Verlag Dr. Rudolf Habelt GmbH. P.134-183.

20. El-Najar M.Y., McWilliams R. (eds.). Forensic Anthropology. The Structure, Morphology and Variation of Human Bone and Dentition. Springfield IL: C.C.Thomas, 1978.

21. Hakenbeck S., McManus E., Geisler H., Grupe G., O’Connell T. Diet and Mobility in Early Medieval Bavaria: A Study of Carbon and Nitrogen Stable Isotopes // American Journal of Physical Anthropology. 2010. V.143(2). P.235-49

22. Korobov D.S., Malashev V.Yu., Fassbinder J. Geophysical and archaeological survey of the hillfort of Zilgi and the barrow cemetery of Beslan (North Ossetia) // Theory and practice in archaeology. 2021. In press.

23. Sage W., Hundt H.-J., Helmuth H. Graber der alteren Merowingerzeit aus Altenerding Ldkr. Erding (Oberbayern). Ber. Rom. Ger. Kommission 54. 1973. P.213–317.

24. Hoppa R. Evaluating human skeletal growth: an Anglo-Saxon example // International Journal of Osteoarchaeology. 1992. Vol.2. P.275-288.

25. Maresh M.M. Measurements from roentgenograms // Human growth and development. Springfield, IL: C.C.Thomas. 1970. P.157-200.

26. Nemeskeri J., Kralovansky A., Harsanyi L. Trephined skulls from the tenth century // Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. 1965. T. XVII. P. 343-367.

27. Mays S., Gowland R., Halcrow S., Murphy E. Child Bioarchaeology: Perspectives on the Past 10 Years // Childhood in the Past, An International Journal. 2017. Vol. 10(1). P. 38-56.

28. Palkama A., Hopsu V., Takki S., Talkki K. Children’s age and stature estimated from femur diameter // Ann. Med. Exp. Fenn. 1965. Vol.44. P.186-187.

29. Stloukal M., Hanakova H. Die Lange der Langenknochen altslawischer Bevolkerungen – Unter besonderer Berucksichtigung von Wachstumfragen // Homo. 1978. Vol. 29. P. 53-69.

30. Sundick R.I. Human skeletal growth and determination // Homo. 1978. Vol.29. P.228-249.

31. Wood J.W., Milner G.R., Harpending H.C., Weiss K.M. The Osteological Paradox: Problems of inferring prehistoric health from skeletal samples // Current Anthropology. 1992. Vol. 33. P. 343–370.

32. Ubelaker D.H. Human skeletal remains: excavation, analysis and interpretation. Washington: Smithsonian Institute Press. 1979.

33. Yordanov A., Dimitrova A. Symbolic trephinations in Medieval Bulgaria // Homo. 1991. Vol.41(3), P.266-273.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести