Последнее десятилетие ознаменовалось значительным интересом отечественных и зарубежных специалистов к одной из важнейших проблем изучения истории первобытного общества – неолитизации. Несмотря на ряд разногласий в понимании этого термина, исследователи приходят к общему мнению о своеобразии набора признаков «неолитического пакета» каждой конкретной территории. Поэтому создание обобщающих работ по неолитизации находится в прямой зависимости от итогов изысканий в конкретных регионах, одному из которых и посвящена монография Р.В. Смольянинова.

Данная работа основана на комплексном изучении материалов неолитических стоянок, значительная часть которых раскопана ее автором. Основным методом исследования выступает технико-типологический анализ керамических комплексов, кремневых и костяных орудий, которые дополнены результатами изысканий естественно-научного цикла. Весьма важную информацию содержат материалы археозологических коллекций, доселе слабо изученные на памятниках Верхнего Дона.

Книга состоит из Введения, шести глав, Заключения, таблиц и иллюстраций. Во Введении автор определяет актуальность темы, научную новизну и значимость предложенной работы, источниковая база которой насчитывает 105 памятников. Основным критерием выделения неолитической эпохи он традиционно считает появление и распространение керамического производства. Под археологической культурой автор монографии вслед за А.Т. Синюком подразумевает комплекс признаков, характерных для группы близкородственных племен, что представляется нам устаревшим. Мы полагаем, что неолитическая культура не имела этнического содержания. Единство археологических признаков группы памятников было обусловлено свойством первобытной культуры сохранять непрерывность в границах ландшафтных зон и речных бассейнов (Stavitsky, Vybornov, 2019).

В первом параграфе первой главы представлена подробная характеристика физико-географических условий Верхнего Дона. Автор уделяет большое внимание разветвленной речной системе на интересуемой территории. Однако, что касается водных артерий, их широтных и меридиональных позиций, следует отметить одно обстоятельство: не всегда потенциальные географические условия использовались древними социумами в достаточной мере. Например, единая гидросистема р. Дон не способствовала влиянию ракушечноярской культуры на население, обитавшего в районе среднего и верхнего течения. Во втором параграфе анализируются природно-климатические условия непосредственно в эпоху неолита. Автор опирается на труды специалистов по палинологии для территории Верхнего Подонья, но отмечает и определенные противоречия в их концепциях.

Глава вторая содержит подробный историографический анализ всей неолитической эпохи, а не только раннего неолита, что вполне логично, поскольку в книге представлены и более поздние материалы. Автор обоснованно выделяет несколько этапов в истории исследований, формировании и развитии гипотез. При всем уважении к ученым, внесшим свой вклад в изучение неолита данного региона, следует констатировать, что интенсивность и эффективность исследований резко возросли в связи с изысканиями Р.В. Смольянинова. По сути, самый важный отрезок изучения неолитических памятников охватывает именно первые десятилетия XXI в., однако в монографии ему уделено значительно меньше внимания.

Глава третья посвящена анализу материалов неместных ранненеолитических культур, среди которых важнейшее место занимают елшанские древности. Поскольку именно их носители передали навыки изготовления посуды местному мезолитическому населению, что обусловило процесс формирования керамических традиций среднедонской культуры. Однако последняя тяготеет к Среднему Подонью и лишь к южной части Верхнего. В этой ситуации остается не совсем ясен механизм появления гончарного производства на остальной части Верхнего Дона. Нам представляется, что обе ранненеолитические культуры Подонья получили первоначальный импульс для формирования своих керамических традиций от разных групп елшанских памятников. Населением среднедонской культуры могли быть восприняты традиции тех носителей, на керамике которых уже на раннем этапе появляется орнамент из треугольных наколов (стоянки Потодеево, Имерка 7, Городок 1). Карамышевское же население могло заимствовать первоначальные навыки изготовления керамики с памятников прихоперской группы (Шапкино 6, Плаутино 1). По-видимому, этот процесс был связан как с инфильтрацией отдельных групп елшанского населения, так и с эстафетным распространением керамического производства на основе археологической непрерывности. Учитывая определенные различия, можно предполагать и некоторую разновременность между комплексами памятников Ивница, Устье р. Излегощи (более ранние) и Липецкое озеро, Ярлуковская протока (более поздние).

Четвертая глава посвящена памятникам карамышевской культуры, которых стало известно около 30. Автор подробно характеризует большинство источников, определяет диагностические показатели культуры, отличные от среднедонских, устанавливает периоды ее развития, хронологию и территорию распространения, которая очерчивается бассейном р. Воронеж. При отсутствии стратиграфических данных Р.В. Смольянинов успешно опирается на всеобъемлющие результаты технико-технологического анализа керамики значительного количества сосудов раннего и позднего периодов, что является достаточно убедительным. В тоже время допустимо обратить внимание на следующий момент. Если следовать тем признакам, которые Р.В. Смольянинов выделил для раннего этапа, то им вполне соответствует часть материалов стоянок Васильевский Кордон 3, 5, 7 и Карамышево I. Они вполне согласуются с основными характеристиками позднего этапа елшанской культуры. Единственным противоречием являются радиоуглеродные даты для первых и вторых. Это может стать новой поисковой задачей. Выявляя источник появления ведущих признаков керамики второго этапа карамышевской культуры, автор определяет средневолжскую культуру лесостепного Поволжья, не рассматривая другие варианты. В качестве промежуточного пункта, материалы которого ииллюстрируют процесс продвижения средневолжской культуры на Верхний Дон, Р.В. Смольянинов определяет стоянку Ковыляй 1. Но в ее керамической коллекции нет плоских днищ, наряду с наколами широко используется короткий зубчатый штамп, распространение которого на карамышевской керамике относится только к концу второго этапа. Причиной передвижения средневолжского населения на территорию Верхнего Дона автор связывает с климатическими изменениями (аридизация) около 7200 лет назад. Но это вступает в определенное противоречие с имеющимися датами как для средневолжских комплексов (они появляются не ранее 6500 лет ВР), так и карамышевской культуры и в большей степени соответствует для ранних елшанских древностей. Важным достижением автора является выявление и характеристика каменного инвентаря комплексов карамышевской культуры. При всей сложности ситуации (многокомплексность памятников, малочисленность выборки и пр.) исследователю удалось наметить его своеобразные характеристики.

Глава 5 посвящена памятникам среднедонской культуры, часть которых расположена в бассейне р. Воронеж и встречается на ряде стоянок карамышевского типа. Автор вводит в научный оборот новые источники, что дополняет общую характеристику. Особое значение имеют материалы стоянки Доброе 9, на которой получена достаточно представительная коллекция каменного инвентаря. Это позволило автору дать весьма достоверную характеристику индустрии среднедонской культуры. Следует обратить внимание на наличие наконечников стрел треугольночерешковой формы, которые ранее относились к поздним эпохам. В периодизации Р.В. Смолянинов склоняется к трем этапам, а рубежом первого и второго является появление орнаментации коротким зубчатым штампом. Примечательно, что и в карамышевской культуре такая орнаментация связана со вторым этапом. Применение короткого зубчатого штампа в верхневолжской культуре завершается на среднем этапе около 6200 лет ВР, и потому он не мог появиться с этой территории. Для 5900 – 5700 лет ВР такой способ орнаментации характерен для средневолжской культуры, но ее посуда плоскодонная. Поэтому не стоит исключать комплексы Среднего Поднепровья, в которых аналогичные узоры характерны для этого времени (Котова, 2002), тем более что автор выделяет материалы днепро-донецкой культуры на территории Верхнего Дона.

Нельзя не обратить внимание на то, что керамика раннего этапа на Верхнем Дону представлена в сложившемся виде, включая сформированную технологию с использованием песка, что отличает ее от карамышевской. Об этом свидетельствуют подробные данные результатов технико-технологического анализа керамики значительной выборки сосудов среднедонской культуры. Либо ее носители пришли в этот регион из более южных областей, либо она формировалась на основе карамышевской. Против последнего предположения выступают даты, которые есть для материалов первого этапа: они аналогичны верхнедонским. Даже если исключить наиболее древние (Щучье, Черкасская 5; 3), остаются значения 6800 – 6500 лет ВР. В таком случае две культуры в бассейне р. Воронеж сосуществуют. Но каких-то явных признаков их взаимодействия не так и много. Есть штриховка зубчатым штампом на поверхностях карамышевских сосудов и крайне редкое применение треугольного накола (Карамышево 5, Васильевский Кордон 5). Еще одним проблемным моментом является разрыв между датами первого и второго этапов обеих культур: 6900 – 6500 ВР и 5900 – 5600 ВР у карамышевской и 6900 – 6500 ВР и 6200 – 5700 ВР у среднедонской. Объяснить это климатическими причинами сложно: специалисты фиксируют аридизацию 6200 – 6000 ВР в южных степных районах. Поэтому там нет памятников с такими временными рамками, а в Верхнем Подонье они представлены. Следует отметить, что радиоуглеродные даты получены в разных лабораториях, включая и зарубежные на AMS, но сделаны они преимущественно по органике в керамике и нагару, что ставит задачу их верификации. Перспективным будет датирование костей диких животных, которые обнаружены автором на стоянке Доброе 9, что позволит получить более объективную картину. Нельзя не отметить и выразительную коллекцию костяных изделий, что дополняет общую характеристику среднедонской культуры.

В шестой главе рассматриваются исторические судьбы ранненеолитических культур, которые Р.В. Смольянинов связывает с процессами взаимодействия местного населения Верхнего Дона с представителями пришлых культур: нижнедонской, среднестоговской, льяловской и сложением дронихинских древностей. При этом финал карамышевской культуры в данном разделе не рассматривается, хотя, судя по радиоуглеродной хронологии, завершение бытования ее памятников приходится на время появления на Дону носителей льяловской и нижнедонской культур. Поэтому нельзя исключать взаимной обусловленности этих событий.

По подсчетам Р.В. Смольянинова на Верхнем Дону расположено только 4 из 40 донских памятников, на которых зафиксированы следы взаимодействия с населением южных культур, и это свидетельствует о том, что к северу от г. Воронеж интенсивность данных контактов была невелика. При этом на стоянках Курино 1 и Университетская 3 содержатся следы контактов только с носителями культуры ямочно-гребенчатой керамики, которые, по мнению Р.В. Смольянинова, могли иметь место в интервале 5200–5400 ВР. На стоянках Карамышево 1 и Ксизово 6 гибридная керамика орнаментирована наколами, а воздействие южных культур нашло отражение в раковинной примеси сосудов и отогнутости наружу некоторых венчиков. Поскольку для нижнедонской культуры диагностирующими признаками является воротничковое оформление венчика и лепка сосудов из жирных илов, к которым в качестве примеси может добавляться органика (Васильева, 2017), то наличие указанных признаков следует связывать со среднестоговской культурой, наиболее ранние памятники которой на Верхнем Дону А.М. Скоробогатов датирует временем 5330 ВР (2011. С.14). Таким образом, хронология контактов верхнедонского населения с представителями южных культур явно выходит за рамки раннего неолита. Что касается нижнедонской культуры, то ее энеолитический характер требует дополнительных доказательств, поскольку до настоящего времени отсутствуют достоверные данные о наличии у ее носителей металлообработки. Если признать ее энеолитической и вступившей в контакт с носителями среднедонской культуры на втором этапе развития, то довольно сложно последнюю рассматривать как ранненеолитическую.

Раздел по дронихинским древностям Верхнего Подонья написан в историографическом ключе. Значительная часть текста представляет собой почти дословное изложение взглядов различных исследователей на проблему происхождения, развития и финала памятников дронихинского типа. Подобная практика вполне приемлема, если данные точки зрения сохранили свою актуальность. Однако многие из них были высказаны в то время, когда практика радиоуглеродного датирования была еще развита слабо, поэтому логичнее было бы опустить те рассуждения о хронологии, которые утратили свою актуальность. Сам автор монографии воздерживается от изложения своего мнения по данным вопросам, оставляя выбор за читателем. На первый взгляд вполне допустимо предполагать появление прочерченной техники нанесения орнамента непосредственно в среде гончаров среднедонской культуры. Но нельзя не учитывать и иной вариант. На наш взгляд, дронихинские древности следует рассматривать в рамках проявления локальных особенностей среднедонской культуры, население которого испытало на себе определенное внешнее воздействие. Но произошло это не в результате миграции, а в ходе контактов с западными соседями. Прочерченный способ нанесения узоров и целый ряд орнаментальных композиций представлены на керамике различных культур Поднепровья в значительно большей степени, чем в Поволжье. Примечательно, что такая техника орнаментации сосуществует с оттисками короткого зубчатого штампа (Котова, 2015), которого нет на Нижней Волге. Представлена здесь и плоскодоннность сосудов. Близки они и по хронологии с дронихинскими. Исследователи А.Т.Синюк, Н.С.Котова обосновали гипотезу о появлении накольчатой системы орнаментации на днепровской посуде от носителей среднедонской культуры. Почему не может иметь оснований обратный процесс?

Наиболее дискуссионным в монографии является раздел по поселениям с гибридной накольчато-ямочной керамикой Верхнего Дона. Вслед за А.Т. Синюком ее появление на Дону Р.В. Смольянинов связывает с процессами взаимодействия носителей ямочно-гребенчатой керамики с населением среднедонской культуры. В связи с чем сразу же возникает вопрос: какое место в данных процессах занимало карамышевское население? Ведь оно было ближайшим соседом носителей льяловской культуры и к тому же украшало свою посуду наколами овальной формы, которыми гибридная керамика орнаментировалась достаточно часто.

В основу классификации накольчато-ямочной керамики Р.В. Смольяниновым была положена форма сосудов. Однако, по его наблюдениям, данный признак не имеет культурной специфики, поэтому анализ формы сосудов не может пролить свет на процессы сложения гибридной керамики. Более важную роль здесь играет ямочный орнамент, степень использования которого позволяет диагностировать на какой основе протекали процессы гибридизации. При учете данного фактора становится ясно, что воздействие среднедонских традиций на ямочно-гребенчатую керамику носило весьма ограниченный характер. Представительная коллекция ямчато-накольчато-гребенчатой керамики до сих пор опубликована только с поселения Липецкое озеро (Синюк, Клоков, 2000). Подавляющая часть остальных накольчато-ямчатых комплексов представляет собой трансформированную среднедонскую керамику, испытавшую на себе льяловское влияние. Причем из всего многообразия льяловских орнаментиров на накольчато-ямочной керамике представлены только ямочные вдавления, которые ранее достаточно часто использовались на среднедонской посуде при оформлении бордюрной зоны на венчиках.

По мнению Р.В. Смольянинова, наиболее интенсивный характер процессы взаимодействия среднедонской и льяловской культур, связанные с миграцией на Дон носителей последней, приобрели в первой половине IV тыс. до н.э., что иллюстрируют материалы стоянки Ямное 1. Однако к этому времени льяловская традиция орнаментации керамики Волго-Окского междуречья уже сходит на нет (Зарецкая, Костылева, 2011). Да и по среднедонской культуре отсутствуют радиоуглеродные даты, которые могли бы подтвердить ее существование в данное время. Поэтому материалы поселения Ямное 1 иллюстрируют не процессы взаимодействия двух культур, а его конечный результат. Данный вывод подтверждается и наблюдениями исследователей этого памятника А.В. Суркова и А.В. Скоробогатова, которые, при всем желании, не смогли разделить типологически материалы со среднедонской и рязано-долговской керамикой (2012), представляющих собой несомненное единство на данной стоянке.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что монография Р.В. Смольянинова имеет большое значение для разработки различных вопросов неолитизации не только Верхнего Дона, но и сопредельных территорий. Замечания и размышления, изложенные здесь, направлены на дальнейшее обсуждение и разработку ряда дискуссионных аспектов. Книга не оставляет равнодушными специалистов, а значит принесла большую пользу для неолитоведения Восточной Европы.