Везде
Христианские погребения с сосудами в Московской Руси: к состоянию вопроса
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Христианские погребения с сосудами в Московской Руси: к состоянию вопроса
Аннотация
Код статьи
S086960630009956-0-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Панченко Константин Иванович 
Должность: младший научный сотрудник
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 4
Страницы
179-190
Аннотация

В статье рассматриваются христианские захоронения с сосудами конца XIV – середины XVII в. В это время погребальные сосуды становятся важной частью похоронного обряда Московской Руси. Достаточный для статистической обработки объем материала позволил выявить наиболее характерные особенности погребального ритуала с сосудом в могиле. Для изучения выбраны следующие признаки: где хоронили таким способом, кому и куда помещали сосуд в могилу. Археологические данные подтвердили появление этой традиции захоронения в первую очередь в Москве и ближайшей округе. Данный погребальный обряд больше был распространен в монастырях и на элитных некрополях. Сосуды не были обязательным атрибутом. Их чаще находят в мужских погребениях, чем в женских. Полученные результаты исследования свидетельствуют, что при совершении погребального ритуала старались придерживаться какой-то одной традиции, но четких канонических правил не было, поэтому кому и куда поместить сосуд решал священник, проводивший обряд.

Ключевые слова
позднее средневековье, христианство, погребальный обряд, сосуды
Классификатор
Получено
02.06.2020
Дата публикации
15.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
97
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
920 руб. / 16.0 SU
1 Христианский средневековый погребальный обряд до сих пор остается во многих вопросах не полностью изученным, к одному из таких вопросов относятся захоронения с сосудами. Сведений об этом виде обряда в письменных источниках крайне мало, поэтому изучение христианского похоронного ритуала во многом зависит от археологических исследований. В данной статье археологические и исторические данные собраны для обобщенного анализа погребальной традиции захоронений с сосудами в московской Руси.
2 На христианские захоронения с сосудами отечественные исследователи обратили внимание еще в XIX в., так как традиция класть сосуд в погребение была тогда широко распространена в церковной практике, что, видимо, мешало глубже заинтересоваться смыслом обряда и его историей. Например, Д.В. Милеев, предположив, что у ног покойных ставили сосуды, наполненные елеем, этим и ограничился (Милеев, 1909. С. 124). В дальнейшем о сосудах, содержащих оливковое масло, будут писать многие исследователи, не задумываясь о том, насколько это подтверждается историческими, а тем более археологическими источниками.
3 На фоне крайне скудных и бессистемных описаний XIX – начала ХХ в. средневековых христианских захоронений, публикация об исследовании двух погребений в церкви Спаса на Бору в Древностях Российского Государства А.Н. Оленина с рисунками Г.К. Солнцева выделяется среди всех остальных, так как дает достаточно подробное для XIX в. описание захоронений и инвентаря с рисунками вещей и погребения. Именно А.Н. Оленин впервые объясняет, для чего предназначены сосуды в христианских погребениях: «Значение их такое же в чине отпевания, какое у Греков. После отпевания усопшего, наполнив их оставшимся от елеосвящения маслом с красным вином, изливали его на покойника, а самый сосудец клали ему в гроб» (Древности…, 1849. С. 165). Интересно отметить, что автор для разъяснения этой детали обряда обращается не к русской или греческой церковной литературе, а к немецкому археологическому исследованию XIX в. Однако самое главное в данном объяснении – это указание на прямое отношение обряда соборования к погребальному обряду и то, что освященный елей выливается на усопшего.
4 В 1901 г. во время раскопок на Лазаревском кладбище в г. Смоленске М.Н. Неклюдов и С.П. Писарев обратили внимание на обломки посуды, которые нашли «между гробами, извне ихъ», т.е. ни один сосуд не был обнаружен непосредственно рядом с умершим. Эти изделия исследователи разделили на три вида: канунницы, кадильницы, слезницы. Авторы объясняли, что наличие сосудов на кладбище связано в основном с народными суевериями. Все эти изделия оставляли там из страха принести новую смерть в дом, потому что нельзя брать вещи, имевшие отношение к покойнику или соприкасавшиеся с гробом, так как они принадлежали умершему. Слезницы в своей статье исследователи описывают как керамические воронки для сбора слез, а их появление на кладбище связывают с обычаем оплакивания, который завещан в древних письменных поучениях. По этой старой традиции слезы из глаз плачущего принадлежат умершему, соответственно сосуд тоже (Неклюдов, Писарев, 1901. С. 26, 27). В целом традиции, описанные авторами, относятся к «народной религии» и не имеют никакого отношения к христианскому погребальному обряду. Церковь, наоборот, всячески старалась бороться с вредными народными обычаями и предрассудками (Булгаков, 1913. С. 1293, 1294). В связи с тем, что статья посвящена только христианскому погребальному обряду этнографические термины и обычаи в ней не рассматриваются.
5 В целом в XIX–начале XX в. традиция оставлять сосуд в погребении была еще широко распространена в церковной практике, возможно, поэтому археологи не всегда уделяли внимание самому обряду и не считали нужным объяснить, что влияло при проведении погребального обряда на выбор священника, кому оставить сосуд и куда конкретно его поместить.
6 Серьезный интерес к сосудам из захоронений появился только после вскрытия погребений в Московском Кремле и раскопок кладбищ в Зарядье. Р.Л. Розенфельдт считал, что елейницы бытовали в Москве до конца XVI в., а в других регионах встречались до ХХ в. Эти сосудики атрибутировались исследователем только как погребальные. По его мнению, располагаться они должны в головах покойного. Объясняя их назначение, он считал, что в чашечки сливали масло после соборования умирающего (Розенфельдт, 1968. С. 49), но ссылок на источники не привел. М.Г. Рабинович захоронения с елейницами специально не рассматривал и также без объяснений написал, что погребальные сосуды использовались для миро, керамические чашечки называл «лампадками», а стеклянные – «слезницами» (Рабинович, 1949. С. 65, 67, 78). О слезницах, найденных в Москве в 1946 г. на кладбище при ц. Никиты в Заяузье, он даже не упомянул (Рабинович, 1946. Л. 94–102).
7 В работе, посвященной городскому погребальному обряду средневековой Руси, Т.Д. Панова, указала на широту распространения явления, отметив несомненное доминирование захоронений с сосудами в Москве, описала возможные варианты расположения сосудов в погребении и подчеркнула их эгалитарный характер. В отношении функции сосудов она повторила сказанное Р.Л. Розенфельдтом (Панова, 1987. С. 120). Зато Т.Д. Панова обратилась к церковной литературе, прежде всего к Ответам митрополита Киприана игумену Афанасию, где подробно описан ритуал погребении священника, и в дальнейшем объяснения митрополита Киприана будут упоминаться почти во всех археологических публикациях, связанных с сосудами в погребениях. Ею был также сделан вывод об обязательности этой детали ритуала для всех погребаемых, кроме детей (Панова, 2004. С. 155–157).
8 Здесь, однако, возникают сомнения. Во-первых, при таком условии количество подобных захоронений должно быть значительно больше. Во-вторых, почему тогда традиция не распространилась на остальные регионы Московской Руси? В-третьих, следовало бы ожидать более частого упоминания обряда в официальных церковных сочинениях, чего мы не наблюдаем.
9 Проблематике изучения позднесредневековых сосудов из захоронений недавно была посвящена статья Л.А. Беляева (2017. С. 119–129). Он, как и Т.Д. Панова, считает погребальные сосуды церковно-эгалитарной вещью и отмечает, что хотя ареал елейниц расширился, но они остаются специфически московским явлением и в ранний период встречаются в погребениях вне зависимости от статуса. Рассматривая места нахождения слезниц в захоронении, автор приводит все возможные варианты их расположения, отмечая при этом, что чаще сосуд размещается у головы справа, а помещение сосуда на крышку гроба является, предположительно, «устойчивым обычаем в определенных местах». В то же время он не считает продуктивным разделять по гендерному признаку местоположение елейниц.
10 По мнению Л.А. Беляева, истоки погребальной традиции с сосудами связаны не только с Византией, но и с латинским Западом, а сама традиция в христианстве трансформировалось из ритуальной тризны по усопшим, в идею трапезы любви, причастия и вкушения Святых Даров. В то же время отмечено, что в христианский погребальный обряд не входят особые формы обращения с посудой, а сосуд, согласно требникам, должен пониматься как лампада. Важной деталью является то, что в статье указано на различие обрядов соборования и посмертного елеосвящения, а также вслед за А.Е. Мусиным выдвигается предположение о повторном елеосвящении святых мощей и использовании больших сосудов для этого. В то же время Беляев считает, что оставленная в могиле лампада – наследие древней народной традиции, возникшей ранее, чем появились требники. В данной ситуации не очень понятно, почему в Москве погребальные сосуды отсутствуют на городских кладбищах XII–середины XIV в., если это устоявшийся народный обычай? К тому же русские священники, несомненно, старались следовать византийскому обряду, где захоронения с сосудами были частью именно христианского погребального обряда на протяжении всего периода существования империи (Poulou-Papadimitriou, 2012. P. 377–416). В итоге, как отметил Л.А. Беляев, современные исследователи при описании назначения сосудов из захоронений используют клишированные комментарии в основном со ссылками на Р.Л. Розенфельдта и Т.Д. Панову.
11 Следует отметить, что в церковной литературе нет специального названия для сосудов, которые оставляют умершему. На сегодняшний день используют разные наименования: чашечки для мира, слезницы, елейницы, лампадки. Далее в статье будут использоваться нейтральные, не восходящие ни к этнографии, ни к церковной литературе термины «сосуды из погребений» и «елейницы».
12 Для понимания интересующей нас особенности христианского похоронного обряда важен период времени, в рамках которого будут рассматриваться захоронения с сосудами. В средневековой Руси они встречаются уже на раннем этапе существования погребальной традиции в XI–XIII вв., но их очень мало, и они бессистемно разбросаны по разным регионам. Данные ранних источников о таких захоронениях не всегда полны и достоверны (см. Панова, 2004. С.147–152). В ранний период во многих регионах, в том числе и в Москве, до сих пор неизвестно ни одного погребения с елейницами. Фактически на первоначальном этапе существования похоронного обряда на Руси еще не сформировалась устойчивая утвердившаяся христианская традиция класть елейницу умершему.
13 В последней трети – конце XIV в. появляются первые захоронения с елейницами в Москве и письменное упоминание об обряде, который с этого времени становится довольно устойчивым, что отражено в археологическом материале. С конца XIV по середину XVII в. количество захоронений с сосудами увеличивается в несколько раз. Новый этап в похоронной традиции начинается после реформ патриарха Никона, который установил известную стандартизацию в христианской обрядовой практике, в том числе и погребальной, приведенной в соответствие с утвержденными греческими чинами погребения; им продолжали следовать в новое и новейшее время.
14 В позднем средневековье елейницы становятся важной и в определенной степени необходимой частью похоронного обряда, обретая значимое место и в рамках «народной религии» (рисунок). В целом именно для этого периода собран достаточный для статистической обработки объем материала, что позволит лучше понять и изучить традицию захоронения с сосудами.
15 В конце ХХ в. количество найденных елейниц и погребений с ними было еще небольшим, к тому же не все захоронения с сосудами введены в научный оборот. Например, нет никаких упоминаний в публикациях ХХ в. о подобных погребениях, обнаруженных в Москве в 1946 г. на кладбище при ц. Никиты в Заяузье (см. выше). Число позднесредневековых захоронений с сосудами за последние 25 лет выросло более чем в два раза. К сожалению, не во всех случаях имеется их полное описание и фиксация in situ, а отсутствие контекста значительно затрудняет функциональную атрибуцию сосуда. Так что иногда поливные чашечки называют «литургическими погребальными» без оснований. Например, в Твери найдены только их обломки на участках, где никаких захоронений не было (Романов, Романова, 2007. С. 261); при этом в средневековых погребениях Твери до сих пор не зафиксировано ни одной елейницы, поэтому вряд ли стоит относить собранные фрагменты к погребальным.
16

Рис. Сосуды из погребений: керамические, конец XIV – первая половина XVI в. (1–11); стеклянные, вторая половина XVI–XVII в. (12–16). 1–7, 12–16 – Москва; 8–11 – Сергиев Посад. 1 – некрополь при ц. Жен Мироносиц (Музей Москвы, № 33462); 2–7, 14 – некрополь Чудова монастыря (по: Панченко, 2018; Энговатова, Васильева, 2018); 8–11 – некрополь Троице-Сергиевой лавры (по: Панченко, 2016); 12, 13 – царская усыпальница, Архангельский собор (по: Панова, 1987); 15, 16 – некрополь Новоспасского монастыря (по: Беляев, Елкина, 2016). Burial vessels: pottery, the late 14th – first half of the 16th century (1–11); glass vessels, the second half of the 16th–17th centuries (12–16).
17 В статистику также не включены захоронения, в которых принадлежность сосуда погребенному не установлена точно. Обычно это либо потревоженные в позднее время могилы с перемещенными костями скелета одного индивида, либо случаи, когда автор раскопок сам высказывает сомнения относительно присутствия елейницы в погребении.
18 Все же современный объем материала можно считать достаточным для предварительной статистической обработки. Для нее отобраны только те захоронения, в которых рядом с умершим или на гробе зафиксированы полные формы сосудов (неповрежденные или во фрагментах, но собирающиеся целиком). В качестве основных критериев для сравнения выбраны следующие признаки: место расположения елейниц в погребении, пол и возраст умершего. В итоге для изучения ритуальных особенностей погребального обряда с сосудами отобрано 105 захоронений. Из них 66 полностью соответствовало всем необходимым параметрам, у 3 погребений неизвестно точное расположение артефакта, у 7 мужчин и 2 женщин пол стоит под вопросом, в 12 случаях пол умершего неизвестен, возраст не установлен у 35 погребенных. Таким образом, степень достоверности полученных результатов составляет от 63 до 97% в зависимости от того, какие параметры для исследования будут рассматриваться.
19 Объектами исследования стали погребения с сосудами из некрополей: в Богоявленском (3), Вознесенском (20), Высоко-Петровском (1), Даниловом (3), Алексеевском/Зачатьевском (1), Новоспасском (8), Спаса на Бору (2) и Чудовом (11) монастырях Москвы; Троице-Сергиевой лавры (27) в Подмосковье, Кирилло-Белозерского монастыря (1) в Вологодской области и Троицкого Болдина монастыря (1) в Смоленской области.
20 Для изучения захоронений при московских и подмосковных церквях выбраны следующие объекты: Архангельский собор (3), церкви: Воздвижения (2) в Кремле, Жен Мироносиц (5) в Зарядье, Никиты на Яузе (3), Троицы в полях (11), а также церкви в Коломенском (2) и селище Пуриха 2 (1) рядом с Вышгородом на Яхроме. Относительно последнего кладбища неясно, церковное оно или монастырское. Особенно если учесть, что в главном городе удела Дмитрове, расположенном недалеко от Вышгорода, ни на одном из трех церковных некрополей в кремле погребальные сосуды не найдены, хотя суммарно вскрыто не менее 150 позднесредневековых захоронений (Энговатова, 2005).
21 Среди указанных выше памятников только на кладбищах в Чудовом монастыре, Троице-Сергиевой лавре, церквях Жен Мироносиц, Троицы в полях и Коломенском исследовано более 100 захоронений позднесредневекового времени. Около 60 погребений этого периода вскрыто в Вознесенском монастыре, около 50 – в Новоспасском монастыре. На остальных некрополях изучено в основном не более 20 позднесредневековых погребений. Необходимо также учитывать, что от 10 до 25% могил были раскопаны не полностью.
22 По количеству захоронений с сосудами в эпоху позднего средневековья лидирующие позиции занимает Москва с ближайшей округой (75 погребений), на втором месте Подмосковье (28 погребений), причем основная доля захоронений зафиксирована в Троице-Сергиевой лавре и только одно на селище Пуриха. Из других областей известно одно погребение с сосудом в Кирилло-Белозерском монастыре и одно – в Троицком Болдинском монастыре. К удаленным от Москвы и Подмосковья монастырям можно еще добавить Стефано-Махрищский во Владимирской области, где найдено одно позднесредневековое захоронение с елейницей (Станюкович, 2006. С. 14; к сожалению, раскопки не были научными, а выводы имели предвзятый характер). Несомненно, есть и будут еще погребения XIV–XVII вв. с сосудами в регионах, но, скорее всего, они не смогут существенно поменять картину. Москва и ее округа останутся на лидирующих позициях, так как такая похоронная традиция, скорее всего, впервые получила широкое распространение на некрополях ее монастырей и церквей, другие регионы приняли ее только в новое время. Предыдущие исследователи также видели в захоронениях с сосудами специфически московское явление (Панова, 2004. С. 157; Беляев, 2017. С. 124).
23 В рассматриваемый период по подобному обряду предпочитали хоронить на монастырских кладбищах, однако это доминирование не выглядит столь значительным на данный момент. В Москве с ближней округой и Троице-Сергиевой лаврой соотношение монастырей и приходских церквей, на кладбищах которых найдены елейницы, – 12:9 (с учетом не включенных в статистику некрополей с елейницами, среди которых Андроников, Знаменский и Новодевичий монастыри, Успенский собор, ц. Иона Лествичника в Кремле и Варвары в Зарядье).
24 Вряд ли стоит сомневаться в том, что усопших хоронили с сосудами как в монастырях, так и на приходских кладбищах Москвы, но наши сведения по археологии большинства памятников крайне недостаточны. Есть как монастырские, так и церковные средневековые кладбища, где елейницы пока не найдены ни в могилах, ни в могильных перекопах. Например, погребальные сосуды пока не обнаружены в Богородичном монастыре на Крутицах (Беляев, 1995. С. 182), в Кремле на кладбищах при ц. Кузьмы и Демьяна и ц. Афанасия и Кирилла (Панова, 1989. С. 225–227), за пределами Кремля елейницы не найдены в некрополе на Манеже, при ц. Воскресения на Петровке и св. Анны в Зарядье (Векслер, 2005. С. 120, 121; 2006. С. 320, 321; Рикман, 1955. С. 84).
25 Если сравнить соотношение количества погребенных с сосудами в монастырях и при городских церквях, то на территории монастырей их в три раза больше. Единичные елейницы в других регионах также найдены на монастырских некрополях. В немалой степени это может быть связано с большим числом погребенных священнослужителей на территории монастырей, так как после разъяснений митрополита Киприана их стали хоронить по греческой традиции. В соответствии с ней по завершении похоронного обряда «мирянину священнику» и «чернецу попу» оставляют у ног чашу с остатками елея и вина (Киприан, 1880. Стб. 245, 246). Важно отметить и то, что письмо с описанием, как погрести попа мирянина Киприан посылает в монастырь. В целом появление в позднем средневековье погребальных сосудов, прежде всего в монастырях, свидетельствует о том, что именно они первыми принимали и распространяли данный похоронный обычай.
26 Доля погребений с елейницами на московских некрополях по усредненным подсчетам не выходит за рамки 13%. Такой показатель чуть выше, чем на крупных некрополях нового времени (Моисеевский монастырь – 9%, Тихвинский – 8%) (Векслер, Беркович, 1999. С. 192; Воробьева, Калыгина, 2013. С. 279, 280), но близок к данным по христианским ранневизантийским захоронениям Крыма, которые содержат около 12% сосудов (Фомин, 2001. С. 255).
27 Однако нужно учитывать, что это слишком обобщенные результаты и в каждом конкретном случае возможны изменения. Например, при появлении новых данных по одному и тому же могильнику есть вероятность снижения этой доли. На некрополе Чудова монастыря по результатам раскопанных 108 могил доля захоронений с сосудами составляла 11%, но после исследования еще 45 погребений – лишь 8%. К тому же нужно учитывать разницу между монастырскими и городскими некрополями не только по социальному, но и по возрастному составу погребенных, так как в мужских монастырях похоронено значительно меньше детей в отличие от женских и в особенности городских некрополей.
28 В Зарядье на кладбище при ц. Жен Мироносиц чуть более половины захороненных – маленькие дети, а доля погребений с сосудами, если брать в расчет всех, составляет 5%. Однако если скорректировать соотношение детских и взрослых захоронений, как в среднем по монастырям, доля увеличится до 9-10%. Не менее важный фактор – наличие на кладбищах большого количества погребений, предшествовавших появлению погребальной традиции с сосудами и совершенных до последней трети–конца XIV в. Такова, возможно, ситуация с кладбищем в Коломенском (Беляев, 1991), на котором сложно отделить ранние захоронения XIV в. от XV–начала XVI в., и процент погребенных с сосудами очень низок (1%). Другое положение вещей наблюдается в Алексеевском/Зачатьевском монастыре, где большая часть средневекового некрополя уничтожена поздними постройками и захоронениями, поэтому почти все елейницы найдены в переотложенном виде и вычислить процент погребенных с сосудами затруднительно.
29 Совершенно противоположная ситуация складывается на элитных некрополях и кладбищах особо почитаемых монастырей и в выборках особо престижных погребений. Доля елейниц среди захоронений высшей знати в белокаменных саркофагах Вознесенского монастыря Московского Кремля составляет не менее 30%. Высок показатель (около 24%) погребений с сосудами в Троице-Сергиевой лавре, где также хоронили в основном знатных и богатых вкладчиков. Однако располагались эти погребения не равномерно на площади монастыря – на относительно удаленных от культовых строений участках Троице-Сергиевой лавры на сегодняшний день ни обломки елейниц, ни захоронения с сосудами не зафиксированы (Эноговатова, Зеленцова, 2005). Также в данном случае нужно учитывать, что исследована только четверть погребений и доля елейниц в такой зоне кладбища могла быть значительно ниже.
30 Если рассматривать процент похороненных с сосудами на церковных кладбищах, то на памятниках, где исследовано более 100 захоронений, он не превышает 6%. Исключениями, видимо, были некрополи высшей знати. Хотя изучено очень мало погребений Архангельского собора в Кремле, но очевидно, что количество оставленных в них сосудов будет приближаться к максимальным значениям. Сосуды были в трех захоронениях второй половины XVI – начала XVII в. в приделе Иоанна Предтечи, и, кроме того, весьма вероятно, в погребении Дмитрия Донского; отсутствовал сосуд только в погребении князя Скопина-Шуйского (Панова, 1987. С. 117).
31 В целом, прослеживается тенденция к увеличению доли захоронений с сосудами от минимума на городских некрополях к максимуму на монастырских, и от меньшего количества погребальных сосудов на удаленных от Москвы церковных погостах к большему числу на городских.
32 Небольшое количество подобных захоронений по отношению к общему числу погребенных говорит о том, что данный обряд не был обязательным при проведении похорон. Если взять социальный статус погребенных по такому обряду, который достоверно известен в отобранной выборке, то 25 из них принадлежат к великокняжеским и царским родам, 10 – к высшей знати, 1 – к монахам. По типу и характеру погребения, другому сопутствующему инвентарю, предположительно, еще не менее 37 можно отнести к знатным и состоятельным. Число погребенных, принявших духовный сан, несомненно больше, просто их идентификация связана с трудностями достоверного выявления таких захоронений из-за отсутствия четких маркеров. В целом, доминирование елейниц среди элитных захоронений и на престижных некрополях предполагает распространение этой новой для Москвы погребальной традиции в первую очередь среди правителей и верхушки знати, далее по ниспадающей – среди остальных социальных слоев общества.
33 Часто предполагают, что сосудов на самом деле было больше и часть из них не сохранилась потому, что они были сделаны из дерева. Однако на кладбищах в Кремле и Зарядье раскопано не менее 200 захоронений в «мокрых» слоях, где прекрасно сохраняется дерево, и ни в одном из них не было деревянных елейниц. В Вознесенском монастыре деревянные сосуды составляют десятую часть погребальной посуды, а в более позднем Моисеевском монастыре их доля еще меньше. Таким образом, какое-то количество деревянных елейниц, несомненно, до нас не дошло, но вряд ли их доля была сопоставимой с керамическими и стеклянными, и она не может серьезно повлиять на подсчеты.
34 Таблица.
35 Расположение сосудов в мужских и женских погребениях
 Место Мужские Женские Пол неизвестен Всего
У головы 27 26 6 59
В ногах 26 6 2 34
У тулова 4 2 3 9
Неизвестно 2 1 –  3
Всего 59 35 13 105
36 Не кажется случайным и место сосуда в погребении. Из таблицы видно, что преобладают погребения, где сосуд находится у головы погребенного, на втором месте захоронения с сосудом, поставленным в ногах усопшего. К редким случаям относится елейница, расположенная в области тулова умершего: на груди, у таза или локтя. В 99% погребений сосуд зафиксирован внутри пространства саркофага или гроба. Однако в последнем случае нужно учитывать сохранность дерева, которое в 2/3 захоронений прослеживается в виде тлена. С большой долей вероятности можно говорить о том, что в подавляющем большинстве захоронений сосуд помещали в гроб, но существовал и вариант обычая, допускавший его установку на крышку. Два подобных погребения зафиксированы на кладбище при ц. Жен Мироносиц. Однако если в одном случае автор раскопок не сомневался в местоположении сосуда in situ (см. ниже), то во втором – сосуд, вероятно, попал на крышку гроба при засыпке могилы (Дубынин, 1955. С. 144, 146; в статистику это погребение не включено). В такой ситуации сложно достоверно выяснить долю подобного типа погребений и понять, являются ли они исключениями из правил или допустимой нормой в рамках христианского погребального обряда.
37 На основе имеющейся выборки нельзя сказать, что в позднем средневековье предпочитали ставить сосуды с правой стороны – да, справа они встречаются чуть чаще (соотношение право/лево 37/33), но такая разница незначительна. В 30 случаях не указано, где находился сосуд – справа или слева. У двух погребенных елейницы зафиксированы между ног, у одного – строго за головой. Таким образом, расположение сосуда с правой или левой стороны в захоронении не имело большого значения при совершении обряда. Иногда точное расположение сосуда неизвестно из-за его смещения при провалах или просадках грунта или по иным причинам (в Кирилло-Белозерском монастыре восковой сосудик плавал в воде, заполнявшей гроб (благодарю И.В. Папина за информацию об этом погребении).
38 Статистически выявляется и явная гендерная разница в совершении обряда оставления елейницы в погребении. В мужских захоронениях сосуды встречаются почти в два раза чаще, чем в женских (таблица). Подавляющее большинство женских погребений такого типа на данный момент раскопано на территории монастырских кладбищ, а более половины из них происходит из элитного некрополя Вознесенского монастыря. Только одно захоронение, достоверно определенное как женское, найдено на кладбище при ц. Воздвижения в Кремле. Возможно, еще одно раскопанное на некрополе при ц. Жен Мироносиц можно отнести к женским, так как у головы погребенной найдена стеклянная бусина. Ясно, что процент женских погребений с елейницами на некрополях городских церквей очень незначителен. Наиболее показателен в данном случае могильник при ц. Троицы в Полях, где из 11 средневековых захоронений с сосудами все мужские (одно предположительно), а женские захоронения такого типа датируются не ранее XVIII в.
39 В русской церковной литературе В.Д. Прилуцкий не нашел никаких особых чинов или канонов для погребения женщин, поэтому считал, что их никогда не было на Руси. В то же время он сам приводит свидетельства того, что в некоторых ранних изданиях греческого Евхалогиона существовали отдельные чины для погребения мужчин и женщин, а в исправленном Никоновском требнике 1658 г. в конце описания обряда мирского погребения есть приписка, запрещающая отпевать жен как-то особо (Прилуцкий, 1912. С. 250, 251). Зачем запрещать то, что никогда не существовало? Можно предположить, что до середины XVII в. в Московской Руси женщин иногда погребали по особому (вероятно, упрощенному) чину. Соответственно гендерные различия могли влиять на выбор священника, когда он помещал сосуд в гроб усопшему. У женщин елейницы в ногах встречается как минимум в 4 раза реже, а в области тулова – в 2 раза реже (таблица). Однако в данных расчетах необходимо помнить, что женских погребений почти вдвое меньше и делать на это поправку.
40 Большее количество сосудов, оставленных в ногах, среди мужских захоронений, несомненно, связано с тем что некоторые из них были священнослужителями (см. выше). Однако такое расположение елейниц у мужчин применялось не только при погребении иереев и иеромонахов. Яркий пример отступления от правила, предписанного Киприаном, – полностью мирское погребение царя Федора Иоановича, который, несмотря на свою большую набожность, не постригся в монахи перед смертью, но сосуд ему оставили у левого колена.
41 И, наоборот: у принявших иноческий сан женщин погребальных сосудов в ногах часто нет. В Вознесенском монастыре среди захоронений инокинь и схимниц зафиксировано только одно погребение с елейницей в ногах, а еще у четырех других сосудики располагались рядом с головой. Более того, соотношение мирских и иноческих погребений с сосудом в ногах среди женщин в Вознесенском монастыре 3:1, а у более половины монахинь нет никаких сосудов в захоронении.
42 В чуть более позднее время (конец XVII – середина XVIII в.) елейницы в ногах у женщин также остаются крайне редким явлением. На некрополе Моисеевского монастыря, где исследовано больше женских захоронений, чем в рассматриваемой здесь выборке, зафиксировано всего одно погребение такого типа. Впрочем, ни в церковных источниках, ни исследованиях по данной теме нет указаний на то, где оставлять сосуд в женском погребении.
43 В отношении местоположения елейниц хотелось бы обратить внимание на погребения XVII в., которые представлены в основном первой половиной столетия. Во-первых, в это время значительно сокращается количество похороненных с сосудами; во-вторых, в мужских захоронениях елейницы ставят исключительно у головы. Как оказалось, этим фактам есть вполне конкретное объяснение. При патриархе Иосафе и отчасти патриархе Иосифе в первой половине XVII в. скончавшихся священников погребали обычным чином мирского погребения, так как существовавший ранее чин особого погребения священников стали избегать как еретический (Прилуцкий, 1912. С. 284). Таким образом, ситуация, сложившаяся с захоронением священнослужителей в первой половине XVII в., может быть дополнительным подтверждением, что в XIV–XVI вв. у мужчин сосуд в ноги ставили прежде всего иереям и иеромонахам.
44 Если рассматривать возраст погребенных с сосудами, то подавляющее большинство среди них – это люди от 20 до 50 лет, а максимальное число похороненных по такому обряду совпадает с возрастным пиком смертности в этот период 35–45 лет. Соответственно разделение взрослых на отдельные возрастные группы не имеет никакого смысла, так как это никак не влияет на наличие или отсутствие сосуда в захоронении. Это заключение справедливо и в отношении людей 55–80 лет. Небольшое количество захоронений этого возраста связано только с тем, что число умерших в пожилом возрасте вообще значительно меньше.
45 К очень редким случаям относятся находки елейниц в трех погребениях младенцев из семей высшей знати (Евдокия, дочь Ивана Грозного; Марфа, дочь царя Михаила Федоровича; Иван Иванович Романов). Двое из них скончались в младенчестве, не старше 3 лет (Панова, 2003. С. 189, 2018. С. 215–221); возраст третьего ребенка не указан (Станюкович и др., 2005. С. 75). О наличии сосудов у младенцев более низкого социального статуса в позднем средневековье пока нет сведений. Но ранее считалось, что детям сосудики вообще не ставили (Панова, 2004. С. 157).
46 Вопрос о ритуале погребения младенцев долго оставался нерешенным, в виду их невинности допускалось, что над ними не нужно совершать обряд. В XII в. епископ новгородский Нифонт поясняет, если младенец крещенный, над ним следует петь, даже если он умер тотчас (Нифонт, 1880. С. 36). В конце XIV в. митрополиту Киприану приходится вновь объяснять, что «Надъ младеньцемъ преставлешимся пети» (Киприан, 1880. С. 250). Однако оба иерарха в своих наставлениях не пишут, как совершать обряд над ребенком, как над взрослым или по особому чину, не уточнен и возраст, до которого умершего ребенка считать младенцем. Частично чин для погребения детей до двух лет появляется только в XV в., а в XVI в. уже есть особый чин для погребения младенцев. По требнику 1639 г. над некрещенным ребенком, если над ним были прочитаны положенные по рождении молитвы, чин погребения не совершался, но он поливался крестообразно елеем, а хоронить его можно было вместе с родителями у церкви. В этом же требнике поясняется, что без отпевания закапывают вместе с родителями мертворожденных младенцев (Прилуцкий, 1912. С. 290–293). В целом, до середины XVII в. нет единого утвержденного обряда для похорон маленьких детей.
47 В 1646 г. Петр (Могила) приводит в соответствие с греческими канонами чин погребения младенцев. В его требнике прежде всего определяется, каких детей погребать младенческим чином: во-первых, «младенцы» – «дети, сосущее млеко, донеже глаголити не могут, во-вторых, «отроки» – те, кто «глаголити начнут, даже до седьмого лета, не могущие посреди зла и добра сиесть: посреди греха и добродетели рассуждать». Елей на них не выливали, а посыпали только землей (Петр (Могила), 1646. С. 727, 744–746). В 1658 г. этот канон был внесен в московские богослужебные книги.
48 Все маленькие дети из рассматриваемых захоронений были похоронены крещенными, поэтому елейницы в их могилах могут свидетельствовать о том, что над ними совершили обряд соборования по причине болезни.
49 Как показали археологические данные, в позднесредневековом погребальном обряде почти всегда умершему оставляли один сосуд, но в двух захоронениях найдено одновременно два сосуда, и каждый из случаев по-своему уникален. Первое погребение исследовано при раскопках в 1955 г. в Зарядье на некрополе при ц. Жен Мироносиц. В этом захоронении (пол усопшего не известен) одну керамическую поливную чашечку поставили у головы погребенного, а вторую – на гробе в ногах. Возможно, причиной появления чашки на крышке гроба были народные суеверия, описанные у М.Н. Неклюдова (см. выше), когда на могиле оставляли посуду с ритуальной пищей.
50 Второе погребение 1632 г. царевны Марфы (дочь Михаила Федоровича), которая умерла до года и была похоронена в Вознесенском монастыре. Оба сосуда в ее захоронении были помещены в ногах. Сосуд в младенческом погребении уже попадает в разряд неординарных случаев, а наличие двух сосудов в ногах новорожденной девочки пока трудно объяснить на основе имеющихся представлений о христианском погребальном обряде. В целом, наличие двух сосудов у взрослого не является чем-то не соответствующим христианской погребальной традиции, возможно, несколько необычно их расположение.
51 Полученные археологические материалы подтверждают появление в позднем средневековье устойчивой традиции погребения умершего с сосудом, в первую очередь в Москве и ближайшей к ней округе. В это же время данный погребальный обряд начинает распространяться по другим землям (прежде всего в монастырях), но не столь широко, как в Московском регионе. Однако даже в отношении Москвы нельзя утверждать, что по такой традиции хоронили во всех ее монастырях и церквях. Приведенные статистические данные свидетельствуют, что при совершении погребального обряда соблюдали определенные устойчивые правила, но четкие канонические рекомендации не сохранились, и детали обряда, вероятно, были оставлены на усмотрение священника, его проводившего.

Библиография

1. Беляев Л.А. Средневековый некрополь Коломенского // Коломенское. Материалы и исследования. Вып. 2. М.: Гос. музей-заповедник «Коломенское», 1991. С. 47–57.

2. Беляев Л.А. Древние монастыри Москвы по данным археологии. М.: ИА РАН, 1995. 310 с.

3. Беляев Л.А. К истории и методике изучения погребальных сосудов Позднего Средневековья // De mare ad mare. Археология и история: сборник статей к 60-летию Н.А. Кренке. Смоленск: Свиток, 2017. С. 119–136.

4. Беляев Л.А., Елкина И.И. «Усыпальница Романовых» в Знаменской церкви Новоспасского монастыря: работы 2014 г. // Краткие сообщения Института археологии. 2016. Вып. 245, ч. II. С. 131–149.

5. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Изд. 3-е. Киев, 1913. 1772 с.

6. Векслер А.Г. Отчет о натурных охранных археологических исследованиях, связанных с реставрацией и реконструкцией с воссозданием Центрального выставочного зала «Манеж» в г. Москве в 2004 г. // Архив Института археологии РАН. Р-1. № 28665.

7. Векслер А.Г. Отчет о спасательных археологических полевых исследованиях, связанных с развитием Торгового дома «ЦУМ» по адресу: ул. Петровка, вл. 2 в 2005 г. // Архив Института археологии РАН. Р-1. № 29035.

8. Векслер А.Г., Беркович В.А. Материалы археологических исследований некрополя Моисеевского монастыря на Манежной площади в Москве // Культура средневековой Москвы: XVII век / Авт.-сост. Л.А. Беляев и др.; отв. ред. Б.А. Рыбаков. М.: Наука, 1999. С. 181–225.

9. Воробьева Е.Е., Калыгина Ж.С. Погребальная посуда Тихвинского некрополя г. Царевококшайска: предварительные итоги изучения // Поволжская археология. 2013. № 2 (4). С. 279–290.

10. Древности Российского государства. Отделение I. М., 1849. 188 с.

11. Дубынин А.Ф. Отчет о работе Московской экспедиции за 1955 год // Архив Института археологии РАН. Р-1. № 1110.

12. Киприан (митрополит). Ответ ко Афанасию вопросившему о некоих потребных вещах // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1880. Стб. 243–270.

13. Милеев Д.В. Раскопки в Киеве в 1909 году // Известия Императорской Археологической комиссии. Прибавление к выпуску 32-му. СПб.: Тип. Гл. Упр. Уделов, 1909. С. 122–134.

14. Неклюдов М.Н., Писарев С.П. О раскопках в Смоленске. Смоленск: Тип. П.А. Силина, 1901. 36 с.

15. Нифонт (епископ). Вопросы Кирика, Саввы и Ильи, с ответами Нифонта, епископа новгородского, и других иерархических лиц // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1880. Стб. 21–62.

16. Панова Т.Д. Средневековый погребальный обряд по материалам некрополя Архангельского собора Московского Кремля // Советская археология. 1987. № 4. С. 110–122.

17. Панова Т.Д. Погребальные комплексы на территории Московского Кремля // Советская археология. 1989. № 1. С. 219–234.

18. Панова Т.Д. Кремлевские усыпальницы. История, судьба, тайна. М.: Индрик, 2003. 224 с.

19. Панова Т.Д. Царство смерти. Погребальный обряд средневековой Руси XI–XVI веков. М.: Радуница, 2004. 195 с.

20. Панченко К.И. Керамические сосуды XV–XVI веков из погребений Троице-Сергиевой лавры // Археология Подмосковья: материалы научного семинара. Вып. 12 / Отв. ред. А.В. Энговатова. М.: ИА РАН, 2016. С. 547–554.

21. Панченко К.И. Керамические сосуды из некрополя Чудова монастыря Московского кремля // Краткие сообщения Института археологии. 2018. Вып. 251. С. 158–167.

22. Петр (Могила). Требник. Ч. 1. Киев, 1646. 946 с.

23. Прилуцкий В. Частное богослужение в русской церкви в XVI и первой половине XVII в. Киев, 1912. 450 с.

24. Рабинович М.Г. Отчет об археологических раскопках в устье Яузы в 1946 г. // Архив Института археологии РАН. Р-1. № 70.

25. Рабинович М.Г. Московская керамика // Материалы и исследования по археологии Москвы. Т. II / Ред. А.В. Арциховский. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949 (Материалы и исследования по археологии СССР; № 12). С. 57–105.

26. Рикман Э.А. Результаты археологических наблюдений в Зарядье (По раскопкам 1949–1951 гг.) // Краткие сообщения Института археологии. 1955. Вып. 57. С. 83–91.

27. Розенфельдт Р.Л. Московское керамическое производство ХІІ–ХVІІІ вв. М.: Наука, 1968 (Археология СССР. Свод археологических источников; вып. Е1-39). 125 с.

28. Романов В.В., Романова Е.А. Литургические поливные сосуды из раскопок Твери // Тверской археологический сборник. Вып. 6, т. II. Тверь: Тверской гос. объед. музей, 2007. С. 261–269.

29. Станюкович А.К. Сирийский стакан в саркофаге русского святителя // Древности и старина. 2006. № 02. С. 14–15.

30. Станюкович А.К., Звягин В.Н., Черносвитов П.Ю., Елкина И.И., Авдеев А.Г. Усыпальница дома Романовых в московском Новоспасском монастыре. Кострома: Линия График Кострома, 2005. 397 с.

31. Фомин М.В. Погребальная традиция и обряд в византийском Херсоне (IV–X вв.). Харьков: Коллегиум, 2001. 290 с.

32. Энговатова А.В. Средневековые городские некрополи на территории Дмитровского кремля // Краткие сообщения Института археологии. 2005. Вып. 219. С. 148–158.

33. Энговатова А.В., Васильева Е.Е. Монастырский некрополь: погребальный обряд // Археология Московского Кремля / Ред. Н.А. Макаров, В.Ю. Коваль. М.: ИА РАН, 2018. С. 106–115.

34. Энговатова А.В., Зеленцова О.В. Исследование участка кладбища XVI–XVII веков в Троице-Сергиевом монастыре // Археология Подмосковья: материалы научного семинара. Вып. 2 / Отв. ред. А.В. Энговатова. М.: ИА РАН, 2005. С. 78–87.

35. Poulou-Papadimitriou N., Tzavella E., Ott J. Burial practices in Byzantine Greece: archaeological evidence and methodological problems for its interpretation // Rome, Constantinople and Newly Converted Europe. Archaeological and Historical Evidence. Vol. I. Kraków, 2012. P. 377–428.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести